Изменить размер шрифта - +


– Значит, и сюда мне дорога закрыта, – погрустнел он.

– Ну почему же, – улыбнулся майор. – Ваш рост метр семьдесят девять, а нужно метр девяносто пять. Недостающие сантиметры вам легко подтянут

в учебке, это не проблема. То же касается ваших застарелых травм – немного хороших препаратов, внимание опытных остеопатов, которые

способны творить буквально чудеса, и, я уверен, учебные нагрузки станут вам вполне по силам.

– Тогда остаются только дети?

– На самом деле это тоже всего лишь формальность. Неизвестно еще, родятся ли они вообще.

– Так, значит, можно?

– Можно, Ник. – Майор снова позволил себе специфическую улыбочку. – Можно, но из ста человек, пришедших в учебку, через месяц уходят

шестьдесят. И начальник учебного подразделения не возражает. Стать «корсаром» почетно, Ник, однако почти невозможно. Курсанты, которые

прошли все учебные программы, сдают жестокий экзамен, который отсеивает еще половину. И только оставшимся присваиваются офицерские звания и

нашивается шеврон с буквой «К».

– И все-таки я хочу попробовать, сэр, – сказал тогда Ник.

– Просто попробовать? Стоит ли напрягаться?

– Нет, не попробовать. Я вполне определенно хочу стать «корсаром», сэр… И у меня еще один вопрос: что происходит с теми, кто не прошел

экзамен?

– Они сдают его снова, но уже в реальном бою. Те, что возвращаются живыми, таки получают желанный шеврон.

– Значит, целых два года…

– Это теперь два. Раньше курс длился все восемь лет.

– Восемь лет?! – поразился Ник. – Но почему так долго?

– Это было давно. Теперь и методики обучения другие, и оружие, и тактика. Да и времени лишнего на войне нет… Ну что, мне готовить для вас

рекомендации?

Ответ дался Нику Ламберту нелегко. Он набрал в легкие побольше воздуха и ответил:

– Да, сэр. Я готов и прошу вашей рекомендации.




2


Теперь, когда после того разговора прошел целый год, Ник уже лучше понимал, о чем его предупреждал майор Фонтен.

К концу первого месяца он действительно был близок к тому, чтобы подать рапорт. Он бы и подал его, не вмешайся в это дело сержант Поджерс,

которого Ник считал своим персональным истязателем.

– Ну что, сынок, – сказал Поджерс как-то ночью, подняв Ника с постели, – надеюсь, ты знаешь, что тебе делать? Через три дня половина роты

подаст рапорта, и ты просто обязан сделать то же самое. Тебе это ясно, курсант Ламберт?

– Ясно, сэр, – ответил Ник, вытянувшись перед огромным сержантом по стойке «смирно».

– Я рад, что ты такой понятливый. Однако хочу добавить, что если ты останешься – по чистой случайности, то тебя отчислят по медицинским

показаниям. Я лично приложу к этому руку, тем более что в твоем медицинском файле и так уже отметки ставить некуда. Ты доходяга, Ламберт, и

вообще дерьмо. Ты мелковат для нашей службы, да и трусоват тоже. И поспать ты любишь… Еще нужно что-то говорить?

– Я все понял, сэр, – быстро ответил Ник.

– Понял-то понял, но закрепить пройденный материал не помешает…

С этими словами Поджерс так двинул Ника в солнечное сплетение, что тот увидел разноцветную радугу и белые искорки, вьющиеся в воздухе,

словно мошки.
Быстрый переход