— Знаете, давайте поступим не так, Виктор Васильевич, я доложу куда следует, что я с вами не нашел общего языка и не договорился. И тогда сюда приедет Ада Андреевна высказать свое недовольство и гнев в мой адрес. Но за это время вы должны получить письменное подтверждение от вашей арестованной, что она занималась реализацией наркотиков, передаваемых Адой Андреевной. По ее заданию. Что и послужит основанием для вас возбудить уголовное дело против Ады Андреевны, и санкционировать ее арест здесь. Справитесь?

Кавторанг знал, что очень сильно рисковал. Его положение хотя и было достаточно прочным, но не настолько, чтобы идти на лобовое столкновение с такой персоной, каковой была Ада Андреевна, дочь члена Политбюро Андрея Игнатьевича Ютвакова, любовница министра. Да, она весьма влиятельна в той высокой политической сфере, где Иван принят всего лишь на роль референта, исполнителя многих черных дел. Словом, хоть и выше он по званию, положению, да и возможностям, чем этот старший лейтенант милиции, но все ж такой же цербер, как и он. Судьбинушка… И потом, Иван, как ни странно, еще до конца не продумал ход своих дальнейших действий и действовал скорее по наитию… Однако именно за это качество — прислушиваться к интуиции и действовать по наитию — его и ценил всесильный босс Арсений Алексеевич Архимандритов, главный режиссер в политическом театре Высшей Власти, секретарь ЦК партии. Конечно же, Арсений Алексеевич был членом Политбюро, где некоторые умники прозвали его Папа Сеня, но чаще называли Сатана, да и то, если шептали это зловещее имя, в приступе панического страха постоянно оглядывались: авось не появится, как черт из табакерки. А ведь мог, почище Мессинга работал. Что там Мессинг — дитя малое рядом с товарищем Архимандритовым, дела которого можно было явственно проследить на Антарктическом континенте под толстым слоем льда, в древней истории империи Хань, в самых высоких домах Нью-Йорка… А при возможности, дающейся только немногим избранным, даже увидеть его самого в разновеликих местах Планеты и ее Истории…

На все про все Иван дал старшему лейтенанту Воронову сроку сутки. Вечером следующего дня офицер милиции навестил его в местной гостинице. И как бы это ни казалось странным, Виктор Васильевич, с лету все поняв и на редкость согласованно включившись на волну его таинственного посетителя, лишь молча и чуть волнуясь, положил перед кавторангом лист бумаги, на котором черным по белому было написано… признание арестованной. Иван недоверчиво взглянул на посетителя, хотя в глубине души был рад этому обстоятельству. Он любил риск, но и этот офицер оказался не менее рисковым. Достав из холодильника по бутылке холодного «Жигулевского», Иван пригласил гостя присесть к столу. И пока пузырчатая пена медленно таяла, опускаясь к янтарной пьянящей водице, старший лейтенант Воронов поведал любопытные детали:

— Вы знаете, дед Любови Кирсановой умер в самый канун войны. Может, это нехорошо говорить бездоказательно, но он был одним из самых богатых людей у нас в стране и не мог воспользоваться своим богатством. Но Дед любил мою бабку, и хотя бабка была замужем, у них был пылкий роман. За несколько дней до смерти старик Кирсанов рассказал историю своего драгоценного клада.

Когда он умер, бабушка очень горевала. Мой дед, между прочим, не погиб на войне, немцы не дошли, но жил он недолго. Его сын, мой отец, вернулся с фронта живым и здоровым. И уже после моя бабка поделилась с ним тайной, переданной ей ее любовником. Но об этом я вам скажу позже. Скажу лишь, что клад так и не нашел своего хозяина в лице государства. Правильно это или нет, не мне судить, хотя я и сотрудник милиции. Здесь другое. Я же понимал, что вы, рассказывая свою версию возможного задержания и возбуждения уголовного дела против Ады Андреевны, сомневались, что я получу показания арестованной. Слишком большой риск, а жить всем хочется… Вы знаете, еще до вашего приезда я потому и хода делу не давал, что давно люблю эту женщину, Любовь Владимировну Кирсанову.