В этот момент, прерывая его размышления, то ли Иван, то ли Богдан, подводя итог чему-то не высказанному, не выспрошенному, сказал:

— Ты, Витя, не переживай, все хоккей. Я не думаю, что кто-то будет нас беспокоить. И еще. Не пытайся установить, где находится Ада Андреевна. С ней все в порядке, поверь.

Глава 12

Говение явно пошло на пользу Аде Андреевне Ютваковой: скулы ее лица чуть заострились, глаза приобрели яркий хищный блеск. И хотя ей довелось понервничать, пребывая столько времени в напряжении, да еще к тому же проведя бессонную ночь с суматошной психичкой, постоянно требующей дозы, она все же была рада, что все закончилось именно так. Была рада даже тому обстоятельству, что это… было в ее жизни. Она так давно в этом беспощадном мире занимается беспощадным бизнесом не менее беспощадными методами. Хорошо, что встречается на ее пути кто-то, кто может вообразить себя стражем справедливости. Но! Без этого «но» не могло бы быть и дальнейшей жизни для Воронова. Ведь будь он сам из верхов, как и она, избалованная вседозволенностью и роскошной жизнью, то ему б несдобровать. А так — мент какой-то, из самых низов, охраняет общественный порядок. Разве он ей соперник, на которого стоит тратить силы? И потом, у нее так много дел, что отдавать приказ на устранение какого-то там старшего лейтенанта она не станет. Жизнь длинная, она кому хочешь крылья пообломает. А там глядишь, и этот старый знакомый может ей пригодиться. Отомстить, отыграться, коль будет желание, она всегда успеет. Всегда…

Вот один из братьев Суховых, на прощание поцеловавший ей руку, этот действительно представляет некую опасность. Незначительную. Она чувствовала мужскую силу, исходившую от Ивана и Богдана. Эти могли бы решиться на убийство, но только получив приказ. А приказа-то и не было. Вернее, приказа на ее убийство в связи с проколом не было! Это она поняла, когда на заре они вернулись за ней в схрон. Ее ночная наперсница, закрыв в горячке спекшиеся губы, уже откинулась в полудреме, а Ада Андреевна не спала, лишь осматривала жестким и никому не видимым взглядом полутемное пространство комнаты. Она изрядно устала, ей хотелось спать, но нервное напряжение заставляло оставаться в форме, гибкой, сильной, сконцентрированной, готовой бороться за свою жизнь, если потребуется. И еще она поняла, что ей нисколько не жаль молоденькой девочки, ставшей наркоманкой. Жалость, как чувство, ей вообще не было знакомо. Гуманизм — это для дураков; ее кредо — сила, власть и деньги. А кто хочет себя на тот свет раньше времени загнать, да еще за это и деньги свои кровные платит, ха-ха-хм… тот сам виноват. Она дураков не лечит. Милосердием не занимается. С этим — к боженьке, он всех юродивых принимает, может, и эту дурочку Шкерку пригреет вскорости.

Раздражение сникло, как только Шкерка угомонилась, впала в дрему, а она, дама со значимыми жестами и весомыми взглядами на жизнь, незаметно для себя стала анализировать ситуацию, продумывая, что принесет ей наступающее утро. Сказанные Вороновым перед уходом слова она приняла как данность, сразу же поняв, что ничего плохого с ней уже не произойдет, никто не обидит, не прогневит. А, черт! Она стряхнула какую-то мелкую тварь, больно уколовшую запястье, и тут же услышала мягкие шаги. То были братья Суховы.

Еще за сутки до этого Иван и Богдан, получив ожидаемые известия, знали, что с ней ничего не произойдет. И очень скоро вся нелепость самой ситуации, когда в плену оказалась дочь высокопоставленного политического деятеля, пройдет; благодаря, между прочим, и их усилиям.