Он сделал вид, что согласен, взял список, подделанный тобой, и принес его мне.
– Негодяй, – пробормотал Петр.
– Да, это было дурно, – усмехнулась Феодора. – С этим списком я могла бы в одну минуту уничтожить своего хромого врага. Но я пожертвовала короткой местью ради продолжительного успеха: я позвала тебя и предложила – умереть или служить мне. Ты выбрал последнее, и вот с тех пор в глазах света – мы смертельные враги, а втайне – друзья. Ты выдаешь мне все планы Нарзеса, а я щедро плачу тебе. Ты стал богат.
– О, пустяки, – вставил горбун.
– Молчи, неблагодарный! Ты очень богат. Об этом знает мой казначей.
– Ну хорошо, я богат, но не имею звания, почестей. Мои школьные товарищи – Цетег в Риме, Прокопий в Византии…
– Терпение! С нынешнего дня ты будешь быстро подниматься по лестнице почестей. Слушай: завтра ты отправишься, как императорский посол, в Равенну.
– Как императорский посол! – радостно вскричал Петр.
– Да, благодаря мне. Но слушай. Юстиниан поручит тебе уничтожить государство готов, проложить Велизарию путь в Италию. Это ты исполнишь. Но, кроме того, он даст тебе еще особенно важное в его глазах поручение: во что бы то ни стало спасти дочь Теодориха из рук ее врагов и привезти сюда, в Византию. Вот мое письмо к ней, в котором я приглашаю ее к себе, как сестру.
– Хорошо, – сказал Петр, – я привезу ее тотчас сюда.
– Ни в коем случае, Петр, – воскликнула она. – Потому-то я и посылаю тебя, что она не должна приехать в Византию: она должна умереть. Пораженный Петр выронил из рук письмо.
– О, императрица, – прошептал он, – убийство!
– Молчи, – возразила Феодора, и глаза ее мрачно сверкнули. – Она должна умереть.
– Но почему? За что?
– За что? Хорошо, я скажу тебе: знай, – и она дико схватила его за руку и прошептала на ухо: – Юстиниан начинает любить ее.
– Феодора! – вскричал горбун. – Но ведь он ни разу не видал ее!
– Он видел ее портрет.
– Но ведь ты никогда еще не имела соперницы!
– Вот я и забочусь о том, чтобы ее не было.
– Но ты так прекрасна!
– Она моложе меня.
– Ты так умна, ты его поверенная, он сообщает тебе самые затаенные свои мысли.
– Вот это и тяготит его. И… заметь: Амаласунта – дочь короля, кровная королева! А я дочь содержателя цирка. А Юстиниан, как это ни смешно, надев царскую мантию, забыл о том, что он сын пастуха, и бредит королевской кровью. С этим бредом его я не моду бороться. Изо всех женщин в мире я не боюсь ни одной, кроме этой дочери короля.
И она гневно сжала маленькую руку в кулак.
– Берегись, Юстиниан! Этими глазами, этими руками Феодора заставляла повиноваться львов и тигров!.. Одним словом, Амаласунта умрет.
– Хорошо, – ответил Петр. – Но не от моей руки. У тебя много кровожадных слуг. Посылай их. Я – человек слова.
– Нет, милый, ты, именно ты, мой враг, сделаешь это, потому что преданных мне людей, наверно, заподозрят.
– Феодора, – забывшись, сказал Петр, – но если будет умерщвлена дочь Теодориха, королева по праву рождения…
– А, несчастный! И ты тоже ослеплен этой королевой! Слушай, Петр: в тот день, когда будет получена весть о смерти Амаласунты, ты будешь римским сенатором.
Глаза старика блеснули. Но трусость или совесть одержали верх. |