Заметив лежащий у второй кровати артефакт в листе зеленухи, схватил его, сунул в карман и снова прыгнул
к окну.
С хриплым выдохом через объятый пламенем дверной проём внутрь вскочил Жердь. По плечу и пробитому пулей боку текла кровь, брови и ресницы
обгорели, на лбу чернела сажа.
Бандит длинными руками обхватил беглеца за пояс. Выдрав из-за ремня пистолет, лежащий на подоконнике Тимур врезал рукоятью по грязному
выпуклому лбу. Жердь разжал объятья, и он выпал наружу — прямо на примятые девушками кусты.
Вика с Леной улепетывали прочь. Навстречу им бежали люди.
Из окна, выставив «узи», высунулся бандит. Не давая ему прицелиться, Тимур метнулся за угол. Перепрыгивая через ровные ряды кустов, заменяющих
ограду вокруг домиков, ломанулся в сторону паркинга.
Сзади сквозь гудение пламени послышался крик Огонька и ответный рев Жердя. Дважды щёлкнули выстрелы.
На площадке стояли с десяток машин, в основном джипы, и среди них самый дорогой, самый большой — «хаммер» с включенным двигателем и распахнутой
водительской дверцей. Выставив толстую ногу, там сидел Боров и орал в мобильник:
— Костюха, стреляют тут! В доме, где эта сука сталкерская живет!… Да я без балды, кто стреляет! Я хотел, чтобы ты человека прислал разобраться
с этой падлой по-быстрому, а тут… Короче, валю отсюда!
Тимур не знал, чем занимался Боров, но понятно, что дела его вряд ли можно было назвать особо законными. Скорее всего, теперь толстяк решил,
что это бравый украинский спецназ явился по его нечестную душу…
Когда беглец выскочил на край паркинга, Вениамин Михайлович опустил телефон и попытался закрыть тяжёлую дверь джипа. В длинном прыжке Тимур
оказался рядом, схватил вконец ошалевшего Борова за ворот и дёрнул наружу. Боров завопил, должно быть, с перепугу приняв напавшего на него человека
за лихого омоновца, который собирается уложить его мордой на асфальт. Сделав подсечку, Тимур уронил грузное тело — раздался такой звук, будто мешок
с картошкой рухнул на землю этажа этак со второго.
Нырнув в «хаммер», он захлопнул дверцу, передвинул рукоять автоматической коробки и вдавил газ. Мотор взревел, будто раненый лев, огромная
машина рванулась вперёд. Тимур вывернул руль, объезжая другие автомобили, крылом зацепил один, проломил кусты и оказался на бетонке. Она уходила от
лагеря в две стороны: к Киеву и через лесные угодья вдоль Днепра, а после вдоль реки Припять к Чернобылю.
В лагере горели огни и кричали люди. На краю бетонки, съехав коляской в канаву, стоял мотоцикл Пацюка с включенной фарой. Хозяин полулежал на
сиденье, свесив длинные руки чуть не до земли, — ран не видно, но сразу ясно, что больше ему не суждено гонять по сельским дорогам, развозя письма и
бандероли в окрестные деревеньки.
Луч мотоциклетной фары освещал жёлтый «москвич» с раскрытыми передними дверцами. На нем, что ли, и прибыла неразлучная парочка?
Сзади застрекотал «узи», Тимур оглянулся. Сразу в двух местах с гудением вспыхнуло пламя. Он снизил скорость, пробормотав: «Огонёк веселится».
Сквозь треск горящего дерева и крики донёсся трубный рев Борова. Потом на краю лагеря возникла тощая фигура Жердя и мимо паркинга устремилась к
выезду на бетонку.
Дав задний ход, Тимур миновал мотоцикл с мёртвым почтальоном и наехал на «москвич». |