Небо было высокое и ясное, в холодном утреннем воздухе уже чувствовалась осень. Он немножко понаблюдал за толстенькой таксой, которая лениво ковыляла между деревьев в редком леске перед домом. Этот лесок назывался зеленым поясом, но своего названия он решительно не заслуживал. Между елями земля была покрыта хвоей, поверх которой валялся самый разнообразный мусор, а редкую травку, пробившуюся в начале лета, уже давно вытоптали.

Мартин Бек вернулся в спальню и застелил постель. Потом какое‑то время беспокойно походил по квартире, положил в портфель несколько книг и всякие мелочи и вышел из дому.

В город он поехал в метро. Пароход отплывал только через час, и Мартин Бек медленно шел по набережной к Стрёмброн. У Блазиехольмстранд стоял его пароход с переброшенным на причал трапом. Несколько матросов носили на корму какие‑то ящики.

Мартин Бек пошел дальше на Шепсхольмен. В ресторане на палубе старого парусника, используемого шведским туристическим союзом под гостиницу, он заказал чай, после которого ему стало еще хуже.

За четверть часа до отплытия он поднялся на судно; котлы уже разогревали и из трубы шел белый пар. Он пошел на палубу и сел на то же место, где сидел почти четырнадцать дней назад, когда у него начался отпуск.. Подумал, что теперь уже ничто не помешает ему воспользоваться отпуском, однако мысль о праздной жизни на островке теперь уже не вызывала у него ни радости, ни энтузиазма.

Машина заработала, пароход дал гудок и отошел от набережной. Мартин Бек перегнулся через ограждение н смотрел на пенистые буруны. Ощущение летнего отпуска исчезло, и теперь ему все было совершенно безразлично.

Через пару минут он пошел в буфет и выпил бутылку минеральной воды. Когда он вернулся на палубу, на его месте сидел краснощекий мужчина в спортивном костюме и с беретом на голове. Прежде чем Мартин Бек успел незаметно отойти, толстяк уже представился и начал извергать потоки восторженных излияний о красоте залива и островов. Мартин Бек покорно слушал его, а мужчина показывал на один островок за другим и называл те, мимо которых они проплывали. Наконец Мартину Беку удалось прервать этот монолог и сбежать от знатока стокгольмского архипелага в салон на корме.

Остаток пути он провел в полутемном салоне на твердом плюшевом диванчике и смотрел, как в луче света, падающем из иллюминатора, кружится пыль.

Нюгрен сидел в лодке у причала и ждал его. Когда они приблизились к островку, он заглушил мотор и медленно проплыл вдоль причальных мостков, чтобы Мартин Бек мог выпрыгнуть. Потом тут же завел мотор, помахал и исчез за мыском.

Мартин Бек пошел к домику. На подветренной стороне его жена голая лежала на одеяле и загорала.

– Привет.

– Привет. Я не слышала, как ты приехал.

– Где дети?

– Где‑то катаются на лодке.

– Ага.

– Ну как там, в Будапеште?

– Очень красиво. Я послал вам открытку. Вы ее получили?

– Нет.

– Значит, она еще придет.

Он вошел в дом, выпил воды из ковшика и уставился в стенку прямо перед собой. Он думал о светловолосой женщине с цепочкой на шее. Возможно, она долго стояла там и звонила, а ей никто не открывал. А может, она пришла так поздно, что в квартире уже было полно полицейских с пинцетами и флакончиками со специальным порошком.

Он слышал, как вошла его жена.

– Как ты, собственно, себя чувствуешь?

– Не очень хорошо, – ответил Мартин Бек.