|
И когда он позорно заснул за ужином на диване, рядом с ней, тоже спалось прекрасно. Не от водки же! Только ведь предложи — поймет неправильно, озабоченным посчитает… Хорошо, если откажется, а если согласится… и будет ждать от него определенных действий… а ему сейчас как то не до того… Придется простыми словами доступно объяснять, и получится позорище редкостное! — Если все время молчать и думать, в голову обязательно будет приходить что нибудь подобное, — рассудительно сказала Ольга. — Надо чем нибудь отвлечься. «А то я сам не знаю», — подумал Кантор, но вслух этого говорить не стал. — Расскажи мне сказку, — попросил он, поудобнее устраивая голову у нее на коленях. — Опять я? — вздохнула Ольга. — Всегда я… А ты молчишь. — А что могу рассказать я? — вздохнул Кантор. — Что то вроде того, о чем я думаю, когда молчу? Чтобы и тебе о том же думалось? Совсем не хочется… — Я понимаю, — согласилась Ольга. — Помнится, Костик тоже никогда не рассказывал про Афган… Но не обязательно же об этом. Ты что, ни одной не знаешь? — Знаю. Но ты можешь в любой момент взять в королевской библиотеке и прочесть их в оригинале. А твои сказки из другого мира, и кроме тебя, мне их никто не расскажет. Или тебе все уже надоели с этими сказками? — Да нет, мне не жалко. Но все слушатели мне тоже что нибудь рассказывают. Элмар — красивые старинные легенды, король — ментовские байки, Азиль — про разных интересных людей, с которыми она встречалась, Жак — последние сплетни и приколы из придворной жизни, он каким то образом всегда их знает. А ты молчишь. Вот, ты говорил, что был большим любителем музыки и даже знал лично многих выдающихся бардов. Хоть про них. Ты, наверное, и с моим «мертвым супругом» был знаком, раз знаешь даже, как он Плаксу за плагиат лупил… — Был знаком. Но никакого желания об этом говорить. — Почему? Вы с ним ссорились, или просто ревнуешь? — Нет, история получится очень и очень печальная. Не хочу. Пусть Азиль рассказывает, у нее весело выходит. — Ладно, — вздохнула Ольга. — Только пойдем тогда в спальню, а то ты опять тут и уснешь, как в тот раз. Ляжешь в постель, выключим свет, и я поведаю тебе про медвежонка Винни Пуха. — В постель пойдем после ужина, — возразил Кантор, опасаясь, что его затея поспать в библиотеке сейчас накроется кое чем… э э… приятным во всех остальных отношениях, но не в данном случае. — А пока давай поваляемся здесь. — Почему? Ты любишь спать на полу? — Не на полу, а на ковре. И не спать, а валяться. Нравится мне здесь, и все, — уперся Кантор, полагая, что Ольга не станет слишком уж настаивать. И еще он очень надеялся, что на сей раз это не будет история для детей дошкольного возраста. А то Ольга, которая в последнее время тщательно избегала всяческого насилия в своих сказках, исчерпала более менее взрослые сюжеты и перешла на откровенно детские, хотя Кантор давно перестал просить, чтобы сказки были нестрашными. Что самое смешное, опознать по названию, о чем пойдет речь, было практически невозможно, поскольку все названия имели какое то наизнанку вывернутое значение. К примеру, крокодил Гена оказался вовсе не хищным зверем, а добропорядочным горожанином с повадками рассеянного чудаковатого алхимика. Муми тролли ничего общего с троллями не имели, и было совсем непонятно, за что этих милых зверюшек так обозвали. Зато внешне безобидная сказка о мальчике, который жил в деревне с котом и собакой, оставила у Кантора очень неприятный осадок. Видимо, из за противного кота с его голдианскими замашками. Мистралиец не стал гадать, чего ожидать от обещанной сказки про медвежонка, хотя варварское имечко оставляло некоторую надежду, что медвежонок не плюшевый. |
