— Куда ни кинь — везде клин (заключали озлобленные). В маленьких полуэтапах навалят народу в казарме — не протолкаешься. Окна двойные, с решетками — не продохнешь. Есть в дверях окошечко, открыть бы! так солдат снаружи защелкнул. Отвори, мол, служивый, сделай милость! "Давай, слышь, грош!" — "Возьми, черт с тобой!" Вот наше дело какое!

Заезжал я на этапы и теплою порою, в весеннее время, и писал в дневник на ту пору такие строки:

"Сазановский этап (между Тобольском и Тюменью).

В этапных казармах, по случаю весенней бездорожицы и задержки, на Иртыш, скопилось 230 человек арестантов. На небольшом и тесном этапном дворе, образуемом обыкновенно, с одной стороны, арестантскою казармою, с другой — офицерским флигелем, выходящим на улицу, и с двух остальных — острожными палями (бревенчатым тыном), на дворе этом происходил решительный базар. Кругом двора сидели бабы, девки, девчонки, солдаты. Перед каждым и каждою лежали разные продукты и товары: творог, молоко, квас, щи, каша, пироги. Какой-то солдат продает всякую мелочь: мыло, пуговки, нитки и сладкое: конфекты, изюм, пряники.

— Кто это покупает? — спросил я солдата.

— Поселенцы своим ребятенкам, да мало.

Вижу, несет один бритый арестантик с тузом на спине и в кандалах, несет ковшик с квасом и шаньгу (колобок).

— Сколько заплатил?

— По три копейки серебром.

На крылечке поселенец, с семьею, впятером хлебает молоко (на дворе стояли последние дни Святой недели). Я спросил и его о цене припасов.

— Гривенник дал, вишь, великие дни идут, захотелось…"

А получает от казны только 3 1 /2 — 6 копеек, а иногда и меньше, потому что количество кормовых зависит от справочных цен на хлеб в данной губернии. Хотя цены меняются в течение года, но положение казенное на круглый год остается одно и то же. Продавцы этого не принимают в расчет и соображение: берут все, что вздумают и что захотят. Контроля нет, наблюдений и не бывало. Продавцы эти (преимущественно женщины, жены тех же этапных солдат, редко деревенские бабы, иногда сами солдаты, в особенности отставные из этапных) действуют огулом, шайкою, предварительно сговорившись, между собою условившись: 50 копеек серебром (по их таксе) стоит 1 1 /2 фунта вареного мяса неопределенного вида и сомнительной доброты; 25–35 копеек берут они, эти бабы-торговки, за чашку щей, которые и название носят щей арестантских, купоросных, и слывут везде с таким приговором: "Наши щи хоть кнутом хлещи, пузыря не вскочит и брюха не окормят". При покупках подобного рода арестанты обыкновенно делают складчину, человека по два, по четыре вместе и "хоть немножко да похлебаешь горяченького, а без того на сухомятке просто беда!" — замечают они и жалуются всегда на постоянную резь в желудке, на продолжительную и сильную одышку и прочее.

— По Сибири, однако, все-таки харч подешевле, — толкуют другие, — по Пермской губернии тоже сходные цены живут, едим слаще: покупаем дичь, варим и жарим ее, а вот по Казанской — просто приступу нет ни к чему.

— От казны на этап, — говорил мне этапный офицер, — ничего не полагается, кроме тепла и свеч; но и свечи прежде клали на цельную ночь, а теперь только до зари, до зари только…

И последние слова офицер старается громче выкричать, может быть, для пущего внушения арестантам, что вот-де я и сторонним людям то же, что и вам, сказываю. Может быть, и от того громко говорит этапный, что на дворе творится решительный базар, со всеми признаками сходок подобного рода: криком, шумом, гамом. Все это слилось, по обыкновению, в один гул.