Встретилась еще мне в Зеленогорске, что от Заозерки недалеко построили, крепко верующая бабушка. Собирала она по древнему обычаю посылочки на святую гору Афон, где монахи за весь мир Богородицу умоляют. Прислали из тамошнего русского монастыря в благодарное благословение иконочку царя-мученика Николая со святой семьей.

    Рассказала церковница, как отченька из ада родного братца ее вымолил-избавил.

    Передавала историю эту она так.

    «Случилась с моим братом беда. Пристрастился он к выпивке и не мог уже бросить. Отправился братец однажды с веселыми друзьями на рыбалку.

    Выпили мужики крепко, обычное там дело. Заплыли они на самую середину реки. Перевернулись там и разом все утонули.

    Осталась после него и семья, и мне на сердце рана. Любила, надо сказать, я с детства брата. И хотела что-то для него сделать.

    Видно было по жизни, что грешная душа родная без покаяния отошла к Богу. Содержатся такие души, по церковному преданию, за винопитие в мучениях. Умереть нетрезвым очень плохо. Сказано, что пьяницы царства божия не наследуют. Страдала я, сестра, от такого исхода с родным человеком.

    Подсказали мне бабушки-церковницы, что принимает скорбящих в Красноярске прозорливый монах-отченька. Утешает несчастных людей со всякими бедами. И решилась у отченьки разузнать, где в загробном мире братик мой. И что можно еще сделать. Чем же помочь ему, грешному.

    Выбрала я выходной и приехала на поезде в город Красноярск. Отыскала Троицкую церковь. Нашла по советам улочку и дом, где старец божий проживал. Поднялась по лесенке к его дверям. Стоял там везде народ православный. Пришлось подождать. Стою и думаю: «Господи, помилуй. Прости вся согрешения погибшего браточка моего Николая».

    Вдруг подошел мой черед. Прошла за дверь, сама в платочке. Вижу на кроватке под одеялом заступника нашего отченьку. Как будто спит и глаза прикрыты. Говорят, он слепенький совсем был. Видел зато дальше всех духовными очами своими.

    «Вот, - говорю, - прости, отче, приехала узнать участь, где же обретается в том свете братик мой потонувший? Болею очень за него сердечно». Вдруг отченька, не глядя на меня, говорит: «Сейчас посмотрю, где он». Стало мне страшно. Поняла я, что заправду он сейчас у Господа спрашивать будет о нем. Отвернулся наш отченька и начал молиться. Прошептал что-то тихо и замер. Присмотрелся будто куда-то в дальнюю даль. Заволновалась я, молюсь, да чувствую - дело плохо. Вдруг и отченька серьезно так говорит: «Он в темной яме, цепями прикованный».

    Услышала от него такое и заплакала горючими слезами. Стала спрашивать, чем горю помочь, что же делать? Отвечает мне дорогой наш заступник: «Подожди, сейчас помолюсь за покойного и спрошу, что можно сделать». А сама плачу и плачу, так мне жалко родного брата.

    Долго молился болящий и слепой старец и отвечал: «Нужно подать пятьдесят просфор за упокой души».

    Значит, я сама должна подать за братца в церкви на литургию заупокойное приношение. Пятьдесят хлебов-просфор. Вынет из них священник на литургии частицы. Опустит их в истинную кровь Христову в жертву за упокой раба божия Николая.

    Спросила еще, можно ли сразу выкупить все просфоры за одну службу-литургию? Ответил мне отченька, что нельзя. Поняла я тут, какой труд предстоит здесь от Бога. Представь, церквей знаю только две. В Уяре-селе да в самом Красноярске.

    Работаю много, устаю очень. Вставать надо засветло, а ездить надо за много верст поездами. Придется так все воскресенья целый год трудиться.

    Взялась я исполнять. Поднималась на рассвете в любую погодушку.