«Философ, тоже мне! Какую ахинею он прет?» - подумал я тогда, не догадываясь, что впоследствии его слова не будут давать мне покоя, поразят недосягаемой своей глубиной, а сейчас пьянел все больше и больше.

    Предметы поплыли перед глазами, сделались мутно-туманными.

    Я, кажется, запел, потом стал хохотать, потом снова навалился на пищу. Вместо старика передо мной скалила зубы какая-то полузнакомая рожа. Я не выдержал, пошел и рухнул на нары. Но уснуть не мог и снова сел на лавку, за стол. Потом побежал зачем-то на улицу. Потом вернулся… И так всю ночь - в бешеной, фантастической карусели.

    На какое-то время старик куда-то исчез, перед этим очень странно посмотрев на меня и взяв чего-то под нарами. Я кричал, звал его, бегал вокруг избушки, а потом рухнул в траву, стал бормотать:

    -  Колдун, колдун! Лешачина таежный!

    «А может, не колдун? - пронзило меня. - Может, этот самый… как его… в общем…» Почему-то вспомнилась давняя история, рассказанная кем-то из казачинских стариков. Гулял-де во время гражданской войны по окрестным городам и селениям разбойник Ханжин и, награбив уймищу золота, спрятал его где-то в тайге. Спрятал и поручил верному человеку хранить, сам на время убежав за границу.

    Так, может, Карьков и есть тот верный его человек. Может, он и исчез затем, чтобы проверить тот клад…

    Проснулся я в избушке на нарах. Карьков суетился на улице возле костра, жаря новую порцию карасиной икры. Голова моя трещала так, что рябило в глазах, я едва двигался, а Карькову, чувствовалось, - ничего. Он сноровисто справлялся с приготовлением еды и, по-прежнему не глядя на меня, мурлыкал что-то под нос.

    Через неделю Карьков отвел меня обратно в село.

    Вернулся я в него с каким-то не очень хорошим, жутковатым осадком в душе.

    Что за человек этот таежный скиталец, я так и не узнал, хотя главной целью моего путешествия было все-таки это. Загадок только прибавилось. И одной из этих загадок было удивительное провидение Карькова.

    Например, он говорил:

    -  Ты вроде хотел добыть глухаря. Иди в правый угол Карасиного озера и не зевай. Он сейчас там кормится на полянке.

    Я шел и убивал глухаря.

    В другой раз он ворчал:

    -  Напрасно ты нынче жерлицу достал. Нынче ни одной щуки к тебе не придет.

    -  Да откуда ты знаешь? - нервничал я.

    Он только хмыкал и уводил куда-то глаза.

    Но щуки в тот день ко мне действительно не приходили.

    * * *

    После того путешествия мы не виделись с Карьковым почти год, и вот я узнал, что с ним случилась беда, он лежит в постели и просит меня его навестить.

    Я тут же пустился на лодке в Сполошное.

    Карьков лежал на кровати в своей неказистой халупке до того изможденный, что если бы не его глаза, горящие и беспокойные, я бы подумал, что он не живой. Правда, нога Карькова, забинтованная каким-то тряпьем, покоилась на табуретке. Реденькая щетина на его впалых щеках была белее первого снега.

    В избушке крепко пахло травяными отварами, в ней хозяйничала какая-то незнакомая мне проворная женщина.

    -  Ну вот, - промолвил Карьков, с трудом шевеля сухими, потрескавшимися губами.