Она вновь смолкает. Я смотрю на нее, но не могу поймать ни выражения ее лица, ни облика, она как бы абстрактна… На кого она похожа?.. Не знаю… Я никогда не видел ее раньше. Никогда. Я не знал ее. Странно, ведь это же моя жизнь!

    -  Если бы вы не уничтожали друг друга, вам бы уже давно открылись звездные миры. И жить бы вам, человечеству, миллиарды лет… О Боге? А что, может быть, и есть во Вселенной состоявшиеся цивилизации. И им - уже миллиарды лет. Как они могущественны! Они сами могут создавать миры и населять их продуктами своего ума и своих рук…

    Первый раз за весь разговор жизнь говорит со страстью, даже заторопилась… «Учит, жизнь учит, - подумал я. - Говорят же, жизнь научит. Должно быть, так, жизнь, она всегда умнее самого человека. Жизнь, она навроде матери, а мы дети ее, неразумные даже в зрелые годы, нам бы все вместо хлеба - конфеты, вместо молока - коньяк… Поздно ты меня учишь, жизнь, поздно… Если бы всему этому учили нас с детства, всех - доброте, самоотверженности, умению радоваться чужому успеху, как своему, воинственному неприятию эгоизма… Эх-ма! Я опять толкую о воинственном, в крови это у нас, в мозгах костей…»

    -  Люди давно стали бы богами, если бы жили заветно и чисто, как… Хосе Марти, - она кивает на затерявшуюся в тумане, уплывшую за круглый горизонт Америку. - Или вот - Риего, Рафаэль Риего-и-Нуньес, - снова жест, на этот раз вниз, в сторону Испании…

    -  Странно, ты называешь воинов…

    -  Зло нельзя ниспровергнуть даже самыми лучшими словами доброты. Зло - деятельно, добро - созерцательно. Зло, исходящее от кучки негодяев, распространяется чуть ли не на все человечество. Люди, воюющие со злом, достойны памяти человечества, как и личности, дарующие миру добро. Слава человеку, изобретшему колесо. Слава человеку, рассказавшему людям о природе вещей.

    -  Тит Лукреций Кар?

    -  Не только. И Сократ, и Платон, и Леонардо, и Кант. Человек, давший основы познаваемости мира, тоже достоин памяти людской…

    И опять долгая-долгая пауза… Интересно, хоть какие-нибудь станции засекли мой пролет в космическом пространстве? Вот - летит искорка. Чего? Жаль. Жаль.

    -  Я… Не хочу… расставаться с тобой… Я люблю тебя, жизнь…

    -  Поздно, Паша, поздно… У тебя остановилось сердце… Ты сам виноват в этом… А утверждаешь, что любишь меня… - Она горько и больно улыбнулась, отчего горько и больно стало и мне. - Ты всегда слишком сильно болел за всех, все норовил головой прошибить стенку, а стенка-то стена, а стена-то - китайская…

    -  Но ведь я не мог по-другому…

    -  Не мог…

    Она вновь смолкает, и пауза длится долго, мне время предоставлено все вспомнить, все, что ставится мне вот сейчас в вину, в упрек, в заслугу…

    -  Люди сами виноваты в своих несчастьях…

    Сами виноваты. Мы сами виноваты во всех наших бедах… Жизнь снова смолкает. Молчу и я. Под нами лазоревые светятся туманы. Земля теряется в них. И уже уплывают Пиринеи за размытое полукружие горизонта…

    Где-то впереди, далеко-далеко, на востоке, может быть, там, где мой Енисей, я вижу черную стену. Там - граница света и тьмы. Над беспросветностью тьмы, высоко, горят знойные звезды - чьи-то маяки во Вселенной…»

    Вот и весь рассказ учителя-пенсионера из глухой деревеньки Тишина таежного района.