С запада показался вертолет МИ-8. Он летел низко над лесом, едва не касаясь макушек сосен. Зашел на поселок, слегка набрав высоту, стал снижаться, грузно сел на вертолетную площадку. Винт еще вращался, положив окрестный бурьян, распахнулась дверь, вывалился трап. Два солдата срочной службы в пилотках и полевой форме образца 1943 года (подобную в Советской Армии выдавали на тактические занятия) неловко спускали третьего, тот прыгал на одной ноге и орал от боли. Позднее объяснили: рядовой во время выполнения задания сломал ногу, и его с оказией эвакуировали в поселок.

К МИ-8 спешили вооруженные бойцы с прапорщиком – видимо, подкрепление. Двое втаскивали в салон цинковый контейнер. Худяков схватил с земли худосочный рюкзак, забросил за спину. Перехватил за цевье автомат с истертым до блеска прикладом, вопросительно уставился на Каморина:

– Вы с нами, товарищ майор? Или из поселка будете давать указания? Вертушка идет в район поисков, минут через пятнадцать будем на месте.

– Я с вами, – спохватился Олег. – В пути расскажешь, как идет операция.

В вертолет набилось приличное количество людей, даже несколько штатских с лопатами и баграми – в помощь огнеборцам. Про майора госбезопасности забыли. Хрипел Кобзарь, тоже собравшийся в дорогу: где этот болтун Ракитин?! С первыми партиями он не улетал! Так и не просох после вчерашнего?

Как оказалось, старший лейтенант Ракитин – заместитель командира роты по политической части, жгущий глаголом солдатские сердца, – был не дурак выпить. А когда в мае окончательно разругался с женой и благоверная сбежала от него на большую землю, стал это делать регулярно. Но свои обязанности выполнял, хотя солдаты и перемигивались у него за спиной. Вчера, согласно служебному графику, у старлея Ракитина был выходной.

Он появился, когда пилот разогревал двигатель, а несущий винт начинал, покачиваясь, вращение. Подбежал, косолапя – плотный, с одутловатым лицом, явно не в настроении. Забросил в салон вещмешок, спохватившись, проверил содержимое кобуры.

– Просохли, товарищ старший лейтенант? – ядовито осведомился Кобзарь, протягивая товарищу руку. – Уверен, что в кобуре пистолет, а не огурец?

Кряхтя и ворча под нос, замполит забрался в вертолет, бросил угрюмый взгляд на незнакомого товарища в штатском. То, что в поисках участвует столичный чекист, его не известили. От замполита исходил удушливый аромат сивушных масел. Он успел присесть – вертолет оторвался от земли, накренился, набирая высоту.

Олег проглотил тошноту, уставился в иллюминатор…

Внизу простиралась бескрайняя зеленая гладь. На западе был виден дым – он уже рассеивался. Работа по тушению возгораний проходила успешнее, чем поиск преступников. Машина шла низко, проплывали деревья. Крепился, глотал какие-то таблетки капитан Кобзарь. Страдал от похмелья замполит Ракитин. Пример для подражания из него был так себе. Салон вертолета ходил ходуном, рокотал двигатель.

Рядом пристроился Худяков, отрывисто кричал в ухо. Картина вырисовывалась безотрадная. Тревогу забил патруль, обходящий периметр – сразу после полуночи. Кто допустил халатность (или что похуже), предстоит выяснять. Зэки бежали, сняв охрану и забрав автоматы с запасными магазинами. Один труп, двое раненых. Плюс погибшие и раненые в лазарете – причем в обоих блоках. Но этих обнаружили позднее. Оргвыводы будут – сокрушительные и безжалостные, но тоже позднее, в зависимости от результатов поисков. На тормозах уже не спустят – погибли люди. По тревоге подняли всех сотрудников колонии, военнослужащих размещенной в Пермитино части – а это без малого сотня штыков. В край сообщили не сразу, а после того, как поиск по горячим следам не принес результата.

Вооруженные команды отправляли во все концы.