В большинстве домов стояла тишина, и он скользил по комнатам, не обращая внимания на фрагменты человеческих тел, разбросанные по полу, коврам и обоям.
На Салем-авеню он забавлялся, петляя между дубами, которые тянулись вдоль всего бульвара до въезда в город. Там он на мгновение замедлился, играя с запутанными светлыми волосами, а затем прильнул к рубашке, чтобы послушать убаюкивающий трепет сердца. Женского сердца, повторявшего грустную песню. Но живого.
Оливия держала за руку Чада и Кори, Зоуи спала у нее за спиной, а Адам шел за ними чуть поодаль, сонный, в полной прострации.
Подойдя к Ферме, Оливия сказала мальчикам подальше обойти старый джип. Она увидела торчащие ноги Роя и при виде разорванной лодыжки уже не питала иллюзий.
Итан Кобб сидел во внутреннем дворике позади дома, прислонившись к фасаду, с окровавленной повязкой на животе. Он был в ярости.
Оуэн вышел из гостиной и бросился на Оливию, снова и снова обнимая ее. Оливии не требовалось объяснений. Она поняла.
Она закрыла глаза и беззвучно заплакала.
Эпилог
Июньское солнце светило в окна нью-йоркской квартиры на Парк-авеню. Сквозь тройное стекло был почти не слышен шум машин и гул улицы, в гостиной было тихо и свежо. Под решеткой кондиционера развевался вымпел цветов частной школы, расположенной в соседнем здании.
Дверь яростно захлопнулась, так что в шкафу зазвенела посуда.
Оливия Спенсер постучала.
— Чадвик? Можно, я войду?
Отсутствие ответа звучало как согласие, и Оливия зашла в спальню сына, который сидел, охватив руками колени. Она присела рядом на краешек кровати.
— Анни просто хочет помочь, — произнесла она мягко.
Чад пожал плечами, его глаза были заплаканы. Оливия протянула руку, чтобы он пошел с ней, но Чад не пошевелился.
— Она поможет вам с домашней работой и приготовит ужин, а я вернусь поздно вечером. Она желает тебе только добра.
— Она мне не нужна.
Оливия наклонила голову.
— Думаю, что нужна.
— Джемма была в тысячу раз лучше! — крикнул Чад. Мать обняла его, и он заплакал, уткнувшись в ее шею.
Она погладила его по спине, вдыхая родной запах. Он был рядом, был жив, она могла его обнять.
— Я знаю, что ты чувствуешь, сыночек, — прошептала она, — знаю… Мне тоже ее не хватает.
Невероятным усилием Оливия сдержалась, чтобы не заплакать. Она хотела утешить сына, быть для него сильной, быть надежной опорой.
— Надо принять это, Чад. Невозможно вернуть прошлое. Я тоже скучаю по Джемме. И по папе. Очень. Но мы ничего не можем поделать. Надо двигаться дальше. Это не значит, что мы их забудем.
Чад так сжал рубашку матери, что чуть не порвал, и долго лежал молча, пока не уснул.
Она осторожно положила его голову на подушку и еще раз вдохнула его запах, прежде чем тихо выйти.
В коридоре ее ждал Оуэн.
Они молча постояли друг напротив друга. Она обняла его, затем он, отступив на шаг, спросил:
— Ты примешь предложение?
Он все так же был похож на дикого звереныша, но проявлял глубокий, проницательный ум.
— Хочу во всяком случае попробовать. Мне нужно работать, занять чем-то мысли. Думаю, пресса мне подойдет. Не могу больше светиться на экране.
Оуэн кивнул с легкой улыбкой:
— Ты права.
— Не беспокойся, я не буду часто отсутствовать.
— Я рад, что ты так решила. Теперь твоя очередь жить. Ты занималась только нами с тех пор как…
Оуэн не закончил фразу. Она и так поняла.
Они молча с нежностью смотрели друг на друга.
— Можно я попрошу тебя присмотреть сегодня вечером за Чадом? Мне нужно будет уйти. |