Изменить размер шрифта - +
В большинстве домов стояла тишина, и он скользил по комнатам, не обращая внимания на фрагменты человеческих тел, разбросанные по полу, коврам и обоям.

На Салем-авеню он забавлялся, петляя между дубами, которые тянулись вдоль всего бульвара до въезда в город. Там он на мгновение замедлился, играя с запутанными светлыми волосами, а затем прильнул к рубашке, чтобы послушать убаюкивающий трепет сердца. Женского сердца, повторявшего грустную песню. Но живого.

Оливия держала за руку Чада и Кори, Зоуи спала у нее за спиной, а Адам шел за ними чуть поодаль, сонный, в полной прострации.

Подойдя к Ферме, Оливия сказала мальчикам подальше обойти старый джип. Она увидела торчащие ноги Роя и при виде разорванной лодыжки уже не питала иллюзий.

Итан Кобб сидел во внутреннем дворике позади дома, прислонившись к фасаду, с окровавленной повязкой на животе. Он был в ярости.

Оуэн вышел из гостиной и бросился на Оливию, снова и снова обнимая ее. Оливии не требовалось объяснений. Она поняла.

Она закрыла глаза и беззвучно заплакала.

 

Эпилог

 

Июньское солнце светило в окна нью-йоркской квартиры на Парк-авеню. Сквозь тройное стекло был почти не слышен шум машин и гул улицы, в гостиной было тихо и свежо. Под решеткой кондиционера развевался вымпел цветов частной школы, расположенной в соседнем здании.

Дверь яростно захлопнулась, так что в шкафу зазвенела посуда.

Оливия Спенсер постучала.

— Чадвик? Можно, я войду?

Отсутствие ответа звучало как согласие, и Оливия зашла в спальню сына, который сидел, охватив руками колени. Она присела рядом на краешек кровати.

— Анни просто хочет помочь, — произнесла она мягко.

Чад пожал плечами, его глаза были заплаканы. Оливия протянула руку, чтобы он пошел с ней, но Чад не пошевелился.

— Она поможет вам с домашней работой и приготовит ужин, а я вернусь поздно вечером. Она желает тебе только добра.

— Она мне не нужна.

Оливия наклонила голову.

— Думаю, что нужна.

— Джемма была в тысячу раз лучше! — крикнул Чад. Мать обняла его, и он заплакал, уткнувшись в ее шею.

Она погладила его по спине, вдыхая родной запах. Он был рядом, был жив, она могла его обнять.

— Я знаю, что ты чувствуешь, сыночек, — прошептала она, — знаю… Мне тоже ее не хватает.

Невероятным усилием Оливия сдержалась, чтобы не заплакать. Она хотела утешить сына, быть для него сильной, быть надежной опорой.

— Надо принять это, Чад. Невозможно вернуть прошлое. Я тоже скучаю по Джемме. И по папе. Очень. Но мы ничего не можем поделать. Надо двигаться дальше. Это не значит, что мы их забудем.

Чад так сжал рубашку матери, что чуть не порвал, и долго лежал молча, пока не уснул.

Она осторожно положила его голову на подушку и еще раз вдохнула его запах, прежде чем тихо выйти.

В коридоре ее ждал Оуэн.

Они молча постояли друг напротив друга. Она обняла его, затем он, отступив на шаг, спросил:

— Ты примешь предложение?

Он все так же был похож на дикого звереныша, но проявлял глубокий, проницательный ум.

— Хочу во всяком случае попробовать. Мне нужно работать, занять чем-то мысли. Думаю, пресса мне подойдет. Не могу больше светиться на экране.

Оуэн кивнул с легкой улыбкой:

— Ты права.

— Не беспокойся, я не буду часто отсутствовать.

— Я рад, что ты так решила. Теперь твоя очередь жить. Ты занималась только нами с тех пор как…

Оуэн не закончил фразу. Она и так поняла.

Они молча с нежностью смотрели друг на друга.

— Можно я попрошу тебя присмотреть сегодня вечером за Чадом? Мне нужно будет уйти.

Быстрый переход