– Его забили насмерть в Запределье…

– Камнями? – ужаснулась Лора, мигом вспомнив пяток посвященных Ваурии строчек из учебника истории Эйра и Запределья.

– Плетьми и грязью, – вздохнула Илка.

– Илка, не крути. Он жив, или…

– Мы узнаем это позже, когда я отчитаюсь о командировке. Лора, у меня, правда, нет времени. Корн клюнул?

– Так это были деньги за кровь Инсилая? – ужаснулась Лора. – Господи, это какой‑то кошмарный сон! Вы все помешались на деньгах! Если б я знала… Да я бы пальцем не шевельнула для вашей с Локи аферы! Бизнес на крови! Вы сумасшедшие!

– Лора!

– Корн заплатил сегодня вечером, – холодно сказала Лора. – Велеса арестовали. Локи сегодня утром сказал мне, что отлучится ненадолго, и просил проследить за нашими делами и какой‑то Алисой, которая вот‑вот достанет из кармана главный козырь.

– ВВ арестован? – Илка вскинула брови. – Надеюсь, не за наш шантаж?

– Нет. За укрывательство преступников.

– Катьку покрывал?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Лора.

– Догадалась, – вздохнула Илка, успевшая отметить, что Локи появился в Ваурии в компании Варвары. – А что за Алиса?

– Не знаю, девчонка, как девчонка. Но Локи велел нам беречь ее, как сокровища эйрской казны… Илка, скажи, что Инсилай жив, – чуть слышно попросила Лора, – Илка, ну, пожалуйста…

– Не мучай меня, – Илка опустила глаза, – я сама ничего не знаю. Я видела его кровь и боль, я видела, как его убивали. Я была совсем рядом и ничем не могла помочь ему. – Она закрыла глаза и вновь увидела изнывающего от боли Илая, распятого у ворот Альвара. – Я подписала отчет о его смерти, но… я не видела его мертвым, Лора. Это все, что я могу сказать тебе.

* * *

Таур сидел на маленькой низкой скамеечке в тени огромного каштана и беседовал с суетящимся рядом Сингом. Лохматый бэсс ковырялся в большой трехъярусной клумбе с яркими цветами, похожими на земные лилии. Только в Бэсснии они были всех цветов радуги от нежно‑голубого до ярко‑фиолетового и почти черного.

– Красиво у тебя получилось, – магистр засмотрелся на причудливый орнамент, созданный Сингом на клумбе путем переплетения длинных разноцветных стеблей цветов.

– Правда? – по‑детски искренне обрадовался бэсс.

– Правда‑правда, – подтвердил Таур, – очень оригинально. Никогда не думал, что ты такой замечательный садовник. Не желаешь поселиться у меня, когда все кончится? Дам тебе десяток рабов в помощь, будешь главным по парку, займешься дизайном…

– Спасибо, Магистр, но цветы – не цель моей жизни, это хобби. А невольники не годятся для работы с цветами, рабский труд убьет растения.

– Это еще почему? – удивился Таур.

– Любой раб проклинает свою работу. Это не важно, если он ворочает камни, но цветы… Они не растут в ненависти, они как дети. С ними нужно разговаривать, хвалить их, восхищаться ими, и они ответят на своем языке – цветом и ароматом.

– Да ты поэт, – усмехнулся Магистр. – Но ты ведь не голосовал против рабства?

– Я и за него не голосовал, – проворчал бэсс. – Я вообще не знаю никого, кто участвовал в Великом Опросе, хотя, вроде, голосовали все свободные граждане.

– Но рабство‑то у вас все‑таки отменили…

– Сэтх решил, что рабство не рационально.