– Ну смотри, – легко согласился Валера. – У меня так у меня. А теперь расскажи, как сходил-то?

– Куда сходил? – переспросил Тарас, продолжая думать о предстоящей вечеринке.

– Как куда? К знахарю этому, экстрасенсу. Ну, адрес я тебе сегодня дал… Ты что, не ходил? А ведь обещал!..

– Валера, ты о чем? – удивился Тарас. – Ты что-то путаешь… Тоже, видать, переутомился. Нет, нам точно надо пива попить, расслабиться…

– Ты мне зубы не заговаривай, – неожиданно обиделся Валера. – Я тебе как другу помощь предложил, через надежных людей нашел не шарлатана, а настоящего специалиста!.. А ты!.. И ведь, главное, пообещал… Не ожидал я от тебя такого.

Валера, не прощаясь, отключился. Тарас покрутил в руках трубку, разглядывая ее, словно непонятную диковину, положил на место, и тотчас голова его взорвалась новым приступом боли.

3

Сон не принес Гале желанного облегчения. Напротив, она проснулась опустошенной, разбитой и подавленной. Словно ее тревоги и страхи, пока бездействовало сознание, резвились вовсю и, подпитываясь энергетикой близкой им по духу ночи, росли, росли и росли. И набухли к утру упругими, скользкими хвостами, облепили холодными щупальцами грудь, затрудняя дыхание; опутали вязкой паутиной сердце, мешая тому гнать теплую кровь по артериям и венам. Последнее ощущение было тем более сильным, что Галя чувствовала, как замерзли руки и ноги. Коснувшись правой ступней левой голени, она зашипела сквозь зубы – компресс изо льда привел бы к такому же результату.

Поскорее выпрыгнув из постели, Галя шмыгнула в ванную. Плотно закрыв дверь – пусть Костик поспит хоть пять лишних минуточек, – она выкрутила кран с горячей водой до упора, еле дождалась, пока вода нагреется, и сунула дрожащие ладони в блаженное тепло. Вода становилась все горячей и горячей, а томная сладость растекалась при этом все выше и выше по рукам, будто и впрямь таял лед, сковавший ночью кровь в жилах.

Гале очень хотелось набрать полную ванну горячей воды и залезть в нее, окунуться с головой, чтобы растопить ночной лед полностью, сбросить с себя мерзкие наросты подавленности и необъяснимого страха, но это желание удалось погасить, прикрутив заодно кран с красной нашлепкой и добавив немного холодной воды, а то руки уже впору было обсасывать вместо раковых шеек.

Наскоро умывшись, Галя включила на кухне чайник и пошла будить Костю.

* * *

По дороге в садик Костик был непривычно серьезным, словно мамино настроение передалось и ему. Лишь после того как Галя, переодев его возле шкафчика с нарисованным на дверце солнышком, чмокнула сынишку в завиток на макушке, он поднял на нее глаза, растворив на мгновение в небесной синеве все тревоги и страхи, и спросил:

– Ведь скоро же лето, да, мам?

– Да, скоро, – кивнула Галя, – совсем скоро.

– Мы поедем летом туда, где речка и лес?

Гале показалось, что солнышко на дверце шкафчика подпрыгнуло к зениту и вцепилось горячими лучами ей в голову. Стало невыносимо больно. Наверное, она застонала, потому что Костя сжал ее пальцы теплыми ладошками и дрогнувшим голосочком прошептал:

– Мамочка, тебе опять больно, да?..

– Ничего, котеночек, – выдавила Галя, стараясь не закричать во весь голос, – уже лучше.

И стало правда лучше. Солнышко вновь закатилось на положенное место, а вместе с ним закатилась и боль. Но не исчезла совсем, затаилась, спряталась. Галя боялась подумать о чем-либо, чтобы шевелением нечаянной мысли не потревожить боль, не дать ей снова выпрыгнуть, вцепиться шипастыми лапами в мозг… Но ведь мозг не чувствует боли! Почему же он так болит?

Гале действительно казалось, что боль раздирала именно мозг и зарождалась тоже в его глубинах.