– Тогда уходи. Впрочем, если надумаешь вернуться, я буду рада.

Легкое дуновение ветра вновь доносило до Кэйко слабый, но явственный запах дыма, и кругом было темно и пусто, лишь кое-где маячили темные развалины. Она шла по мрачным тоннелям улиц и дрожала от холода и страха. В иные мгновения девушке казалось, что она слышит безумные крики, звон мечей, треск и грохот, чувствует испепеляющий жар огня, видит пламенный вихрь.

Вдруг что-то вынырнуло из темноты и остановилось перед нею. Кэйко обомлела. Это был мужчина, следом появился еще один. Они одновременно бросились к ней, и Кэйко побежала так быстро, как только могла. Ей удалось затаиться между развалин и переждать, пока они уйдут.

Убедившись, что преследователи исчезли, Кэйко вылезла из своего убежища и, крадучись, поминутно оглядываясь и содрогаясь от малейшей тени, от каждого звука, медленно побрела назад.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА 1

Ты видишь, вероятно,

Что поле все покрыто

Забвения травой…

Но это тайна лишь одна

И в будущее вера!

Новая гетера

затмевает всех красавиц столицы.

Обычаи таю из веселого квартала Симабара

бесспорно хороши,

Но чистосердечная исповедь

раскрывает горестные тайны.

Ранним утром 1480 года в Киото вступил большой вооруженный отряд, во главе которого ехали пожилой, степенный самурай и юноша: их можно было принять за отца и сына. Юноша не носил традиционной самурайской прически – значит, еще не достиг совершеннолетия. Изящный, тонконогий, светлой масти жеребец играл под ним и рвался вперед, тогда как старый боевой конь его спутника ступал тяжело и неторопливо. Молодой человек с радостным нетерпением и упрямым любопытством оглядывался (вероятно, то была его первая поездка в Киото) и почтительно задавал вопросы, а пожилой самурай отвечал серьезным и в то же время снисходительно-любовным, отеческим тоном.

Киото, разрушенный и возродившийся к жизни! Вековые деревья простирали ветви над крышами домов, тени веером ложились на землю, а солнечные блики на стенах походили на золотых пчел, и окружающий мир казался праздничным и легким. И все же Нагасаве чудилось, будто в Киото еще оставалось что-то от военной крепости. Он помнил о том, что, хотя столица вновь светла и прекрасна, война не закончена и истерзанная ею страна лежит в руинах.

– Я рад, что вы привезли меня в Киото, отец! – с восторгом произнес Кэйтаро. – Признаться, я не ожидал, что он так красив!

– Да. Еще лет пять назад он не был таким. Во всем виновата война – она не щадит красоты.

– Но война продолжается, и она должна продолжаться – вы так говорили, отец!

Господин Нагасава сжал челюсти, его взор потемнел.

– Да. И пока в моих жилах остается хоть капля крови, я буду сражаться за Сэтцу. И ты продолжишь мое дело.

Глаза Кэйтаро ярко сияли. Внезапно он нагнулся и поцеловал руку отца.

– Благодаря вам я с детства знаю свою цель! Господин Нагасава нахмурился. Глядя в эти ясные глаза, в это красивое лицо, он всегда испытывал радость, гордость и… боль.

– Вот что я должен сказать тебе, сын. Цель – не главное. Сейчас ты не поверишь, я знаю. Я сам был таким. Человек не должен думать о цели, ему важно видеть путь. Слышать голос души, понимать, во что верит сердце.

Кэйтаро слушал внимательно и серьезно. Непонимающе. Господин Нагасава продолжил:

– Я всегда учил тебя действовать по правилам. Но теперь хочу сказать: правильно так, как ты чувствуешь. Мне сложно научить тебя этому, но мне кажется, в тебе есть что-то от матери, а это значит, ты поймешь и так.

– Отец, – взволнованно промолвил Кэйтаро, – моя мать жива?

– Наверное.