|
Она видела его ноги в лакированных ботинках, облегающие, узкие книзу брюки, его деревянную походку человека, затянутого в корсет. Мысль, что он прибегает к этим женским уловкам в своем туалете, еще усилила ее неприязнь. Как смеет мужчина быть таким женоподобным? Правда, кто-то говорил ей, что он хорошо ездит верхом, что он опытный фехтовальщик и очень силен. Когда он прошел мимо, она, боясь, что он вернется, захлопнула томик Тургенева и убежала. Но ее фигуру и легкую походку трудно было не заметить.
На следующее утро, сидя на той же скамейке, она читала, затаив дыхание, сцену объяснения между Джеммой и Саниным у окна. Вдруг она услышала позади себя голос Фьорсена: - Мисс Уинтон! В одной руке у него был стакан с водой, в другой он держал шляпу. - Я только что познакомился с вашим отцом. Могу я присесть на минуту возле вас? Джип отодвинулась на край скамейки, и он сел. - Что вы читаете? - Рассказ "Вешние воды". - А, это - лучшее, что когда-либо написано! А какое место? - Джемма и Санин во время грозы. - Погодите! Сейчас придет мадам Полозова! Какая вещь! Сколько вам лет, мисс Уинтон? - Двадцать два. - Вы слишком молоды, чтобы по-настоящему оценить этот рассказ; но вы это вы. Вы многое постигаете чувством. Как ваше имя, простите? - Гита. - Гита? Звучит не очень нежно. - Меня всегда зовут Джип. - Джип? Ах, Джип! Да! Джип! Он повторял ее имя так, словно оно не имело к ней никакого отношения, и поэтому Джип не рассердилась. - Я сказал вашему отцу, что имел удовольствие встретиться с вами. Он был очень вежлив со мной. - Отец всегда вежлив, - холодно заметила Джип. - Он как лед, в котором замораживают шампанское. Я полагаю, вам уже говорили обо мне, как о mauvais sujet {Человек дурного поведения (франц.).}. Джип наклонила голову. Он пристально посмотрел на нее и сказал: - Это правда. Но я мог бы быть лучше, гораздо лучше. Ей хотелось взглянуть на него, но она не могла, охваченная каким-то странным восторгом. У этого человека все-таки есть сила воли; и он готов подчинить себя ее воле! Если она захочет, - она сделает его своим рабом, собакой, будет держать его на поводке. Стоит ей протянуть руку - и он опустится на колени, чтобы поцеловать ее. Она скажет одно слово: "Сюда!" - и он прибежит, где бы он ни был. Она скажет: "Будь хорошим!" - и он станет хорошим. Впервые она почувствовала свою силу, и это опьяняло. Но Джип не была слишком уверенной в себе; эта минута, когда она считала себя победительницей, тут же омрачилась сомнением. И, словно читая ее мысли, Фьорсен сказал: - Велите мне сделать что-нибудь, все равно - что. Я сделаю, мисс Уинтон. - Тогда немедленно возвращайтесь в Лондон. Здесь вы просто растрачиваете себя. - Вы просите меня сделать то, что для меня невозможно, мисс... мисс Джип! - Пожалуйста, не называйте меня так... Меня так называют наши слуги. - Но я и есть ваш слуга. - И поэтому не хотите сделать то, о чем я прошу вас? - Вы жестоки! Джип рассмеялась. Он сказал с неожиданной горячностью: - Я не уеду от вас. И не думайте об этом! - Вдруг он быстро наклонился, взял ее руку, прижал к губам и, резко повернувшись, ушел. Встревоженная и изумленная, Джип глядела на свою руку, на которой еще чувствовалось прикосновение его жестких усов. Потом она снова рассмеялась. Очень уж это было "по-иностранному" - целовать руку; и она снова занялась книжкой, но уже не улавливала смысла того, что читала. Видел ли кто-нибудь такое более чем странное, ухаживание? Джип по-прежнему казалось, что она крепко держит вожжи в руках и лишь подает милостыню, совершает благодеяние; и в то же время ее преследовало чувство, что она уже не свободна. Даже сила ее обаяния, которая, как ей думалось, была неотразима для Фьорсена, теперь обращалась против нее самой. |
