Он прислушался к шагам на улице. Кто-то подходил к калитке.

Он выпрямился в кресле. Может, пациент, зная, что он дома, пришел к нему.

— Смотри, — удивилась Джанет, — да ведь это мистер Джилберт.

Да, это был Кон Джилберт.

— Добрый вечер, док, — поздоровался Кон. — Добрый вечер, миссис Келли.

— Добрый вечер. — Джанет встала.

— Вам незачем уходить, — остановил ее Кон.

— У меня куча дел, — ответила она. — Я как раз собиралась идти.

Кон подошел к ступенькам и сел.

— Отличный вечер, — объявил он.

— Да, — согласился Келли.

— Никогда не видел такой прекрасной весны, — продолжал Кон, окольными путями подбираясь к тому, что хотел сказать.

— Я думал об этом, — сказал доктор. — И мне кажется, что сирень никогда так раньше не пахла.

— Док, — сказал Кон, — мне кажется, я должен вам немало денег.

— Да, кое-что должны.

— Не помните, сколько?

— Увы. Никогда не беспокоился о подсчетах.

— Считали это напрасной тратой времени? Считали, что я никогда не заплачу? — спросил Кон.

— Что-то в этом роде, — согласился док.

— Вы лечили меня очень долго, — сказал Кон.

— Верно, Кон.

— У меня с собой три сотни. Подходит?

— Пусть будет так, Кон. Я не рассчитывал на столько.

— Думаю, теперь мы в расчете. Мне кажется, три сотни как раз то, что надо. — Кон достал бумажник, вытащил из него пачку банкнот и протянул Келли. Тот взял их, сложил и сунул в карман.

— Спасибо, Кон, — сказал он. У него вдруг появилось чувство, будто он что-то знает, должен знать, что-то неуловимое, ускользающее. Но как ни старался, уловить не мог.

Кон встал и собрался уходить.

— До встречи, — проговорил он.

Доктор вернулся к реальности.

— Конечно, Кон, до встречи. И спасибо.

Он сидел в кресле, не раскачиваясь, и слушал, как Кон идет по тропинке к калитке, потом по улице, пока его шаги не замерли, и не наступила тишина

Теперь придется идти читать журнал. Хотя все это чертовски глупо. Вероятно, ему больше никогда не потребуется то, о чем пишут в медицинских журналах.

Келли отодвинул журнал в сторону и сидел, размышляя, что с ним происходит. Он читал в течение двадцати минут и ничего не запомнил. Ни слова из прочитанного.

Слишком расстроен, подумал он. Слишком возбужден Операцией Келли. И он снова принялся вспоминать. Как он испытал вакцину в Милвилле, как отправился в окружную медицинскую ассоциацию, и как окружные врачи после периода насмешек и скептицизма тоже убедились в очевидном. А потом правительство и Медицинская академия. И наконец, тот великий день в ООН, когда чужак выступил перед делегатами, и он, доктор Келли, представлял его. Именно тогда знаменитый лондонский врач и предложил, чтобы операция была названа именем Келли.

Великое мгновение, говорил он себе, и старался вновь вызвать в себе чувство гордости, но не мог. И вот он снова сидит здесь, простой провинциатьный врач, в своем кабинете поздно вечером, и пытается читать.