Визуального контакта с Турком нет, он находится в машине.
— Когда это произошло?
— Сорок… теперь уже сорок две минуты назад.
— То есть?
— Товарищ генерал-майор, наземный пост в нарушение устава не сообщил о произошедшем. Сообщение мы получили с борт Купола — один. Я отдал распоряжение о проведении расследования и наложении взыскания на…
— Взыскивать — потом будете. Что сейчас предпринято?
— Товарищ генерал — майор, группа немедленного реагирования уже в воздухе, им осталось примерно пятнадцать минут.
— Ничего не предпринимать без моей команды.
— Так точно.
— Турок был жив при захвате? Что это за машина, откуда она взялась?
— Не могу знать, товарищ генерал-майор, данных не поступало.
— Выяснить и доложить. Связь с Москвой по ВЧ — немедленно.
— Есть.
Два вертолета КА-29 — короткие, широкие, совершенно не похожие на пронырливые милевские «головастики» — вывались из-за гор, окружающих Кабул каменными стражами, пошли над городской чертой, снижаясь. Раньше летать таким образом было опасно — пуски ракет по низколетящим бортам и даже по самолетам в секторе снижения Кабульского авиаузла — наблюдались чуть ли не каждую неделю, не помогало ни дежурство Ми-24, ни выходы «в поле» кабульской, четыреста пятьдесят девятой роты спецназначения, ни плотная агентурная сеть ХАД в столице и окрестностях, ни дежурства защитников революции. Иногда не помогали даже щедро разбрасываемые тепловые ловушки, которые разбрасывали с вертолетов, встречающих каждый гражданский борт в Кабуле. Только пролитая в прошлом году кровь, только жестокий отпор моджахедам, только действенные меры по перекрытию границы и обвальная дестабилизация обстановки в самом Пакистане — позволили решить проблему: последний пуск, одиночный был отмечен в апреле, да еще непонятно было и чего стреляли, из РПГ и ли из ПЗРК. Летать можно было — почти так же, как в самом начале 80-х, и вертолеты сейчас использовались намного активнее, чем раньше. Две камовские, выкрашенные в бурый камуфляж вертушки позли над Кабулом, в бортовые люки врывался ветер, пулеметчики в титановых шлемах — начали проверять свое грозное оружие, готовясь к подавлению целей при высадке.
— Пыль, я сто семнадцатый, до цели десять минут. Прошли городскую черту, сопротивления нет. Высадка возможна.
— Сто семнадцатый, вас понял. Приказ — к цели не подходить, уйти в зону ожидания.
— Пыль, вас понял, выполняю.
Вертолеты начали отваливать южнее, в свободный сектор, чтобы не мешать работе кабульского авиаузла.
Афганистан, Кабул. Рынок
С него грубо сдернули мешок, его похитители разговаривали на малознакомом ему пушту, но бить его больше не били. У него были связаны ноги, а туки были привязаны к туловищу толстой грубой веревкой.
— Дост — сказал американский агент, потому что это слово означало «друг» — а ему важно было показать свою дружелюбность — дост.
— Дост — сказал один из похитителей — Амрика? Амрика?!
— А, а, амрикан. Амрикан.
Похититель потрепал его по плечу.
— Дост. Амрикан — дост
Но развязать — так и не развязал.
Они так и сидели — верней, они сидели, а он лежал в узком проходе между сидениями. Ему было жарко, ему было страшно, он хотел пить, он кажется, обмочился, и он проклял тот день и час, когда в университете согласился на то, чтобы пойти работать в ЦРУ взаимен на стипендию и кредит для оплаты обучения. Он проклял тот день и час, когда согласился поехать в Афганистан, рассчитывая, что после этого его карьера круто пойдет в гору, может быть, его назначат помощником начальника станции, или даже начальником станции. |