Феликс, однако, заметил. Помедлив, он невесомо обнял ее за плечи, повел по коридору — подальше от каталки.

— Смерть — условие жизни, Лия… Каждый, кто рождается на свет, вынужденно подписывает этот договор, — тихо произнес он.

…Разумеется, Лия, как любой человек, не раз задумывалась о смерти. И мысль о том, что смерть есть условие жизни, отнюдь не показалась ей новой. Но что-то в формулировке Феликса болезненно резануло ее слух.

— Договор?

— Вынужденный. У нас нет выбора, — повторил он, что Лию еще больше рассердило.

— Да, человек смертен, это любой знает! Но почему ребенок?! Какой такой договор? Кто так решил?! Бог???

— Я не знаю, существует ли бог и что он решает. Но раз организм перестал функционировать — значит, тому были причины. Врожденные отклонения или приобретенные заболевания, вирусы, травмы — что-то спровоцировало его остановку. Я как патологоанатом даю родителям и близким ответ на вопрос об этих причинах. Ответ, который им остро нужен, потому что они тоже кричат: ПОЧЕМУ?.. Правда, не все, — вдруг добавил он и умолк.

Лия посмотрела на него: лицо Феликса было жестким, губы сжались.

— Что? Договори, Бобрик… — тихо произнесла она.

— Эта малышка на каталке, ей почти четыре года, а ростом она с двухлетнего ребенка… Ее мать — алкоголичка и наркоманка. По пьяни забеременела, по пьяни родила. Девочка явилась на свет со столькими патологиями, что спасти ее врачи не смогли… И мать вряд ли придет спрашивать о причинах смерти. Она даже за телом не придет: ведь для этого надо быть трезвой… Будь моя воля, я бы эту женщину под суд отдал — за убийство ребенка!

Лия молча продела свою руку под его: знак солидарности.

— Извини, что нагнал на тебя тоску. В общем-то такие случаи редки. У большинства умерших есть нормальные родственники, которые… Как ни парадоксально, но горе здесь — норма. Ненормально, когда никто не приходит к умершему и никто по нему не плачет…

«Алло, здравствуйте, это секс по телефону? — загудел вдруг мощный бас где-то рядом. — Нет, это секс по барабану! — Ой, простите, а куда я звоню? — В дом престарелых!» Кажется, неугомонный весельчак Александр Моисеевич нашел себе очередного слушателя.

Лия поморщилась. Анекдот сомнительный, но, главное, столь неуместный на фоне смерти и печали…

И вдруг она подумала, что подобное буйство юмора — со вкусом или без, приличного или нет, — это способ не сломаться. Находить в себе силы, присутствие духа — и ради того, чтобы указать врачам на их ошибку (что чревато конфликтами); и ради того, чтобы рассказать убитым горем родственникам, отчего умер их близкий, дорогой человек…

Единственная и последняя справедливость, на которую родные могут рассчитывать.

Феликс с Лией вышли наконец из здания, углубились в парк.

Тучи все густели, потемнело. Казалось, наступили сумерки. И в тот момент, когда они достигли ворот, хлынул ливень, плотно штрихуя воздух.

В синеватом мареве неясных контуров, подрагивающих и мерцающих, Феликсу картина показалась призрачной: девушка у ворот больницы, фары такси, потом ее лицо за стеклом… Отчего-то все сжалось внутри, будто девушку похищали на его глазах, а он стоял, неподвижный, не в силах этому воспрепятствовать, ее удержать, предотвратить надвигающуюся беду.

Только когда машина тронулась, он чертыхнулся, что не спросил номер ее телефона.

Глава 5

Маша, увидев Лию, ахнула. И потребовала немедленных объяснений. Лия попыталась отмахнуться — усталость навалилась на нее жуткая, — но не вышло. Машка считала, что имеет право на компенсацию за свой прерванный сон.