— А мне что, так и стоять? — пробурчал Зиновий.

— А где твоя кочерга?

— Там... Черт, в коридоре оставил.

— Так забери! А бутылки с пояса сними, еще взорвешь нас.

Он побежал за кочергой.

— Готовы? Эля, давай свет!

Я дернул покрывало.

Пусто. Изящный рисунок на простынях, дорогая золоченая вышивка, изображающая пальмы и океанскую волну. Кучеряво тут жили, недаром их Комар тихо ненавидит.

— Матрас. Вместе, на «раз-два!»

Матрас встал на ребро, обнажилась деревянная реечная изнанка итальянского лежбища. Пирамида гобеленовых подушек, от мала до велика, посыпалась на ковер. Галя отскочила, вращая впереди себя ножом, Валентин пыхтел, словно тащился на двадцатый этаж без лифта.

— Теперь шкаф... — Честно говоря, я был немного обескуражен, когда в недрах зеркального гроба обнаружились лишь несколько кубометров пыльной пустоты. Вешалки, пара босоножек, пиджак в целлофане.

— Стойте... — тихо вздохнула Элька.

Она так сказала, что я застыл на одной ноге. И Валентин застыл, упершись стволом в дверцу шкафа.

— Оно внутри него... — девчонка качнула головой и фонарем в сторону любителя кальяна.

Сухой шорох; такой звук можно услышать, поворошив палкой кучу октябрьских листьев.

— Мать твою... — озвучил общую панику сторож.

— Оно и правда там, но... Не трогай его, лучше не трогай, — всполошился Зиновий.

Но я его тронул. Взялся за спинку кресла и плавно развернул мертвеца к нам физиономией. Как я и предполагал, внутри распахнутого рта белели кости. Череп бедняги почти насухо выскоблили изнутри. По какой-то причине те, кто шуршал у него в животе, не кушали внешние оболочки. Возможно, они строили себе из трупов зимние жилища, или брезговали кожей из-за большого количества канцерогенов.

Я дотронулся до груди покойника, и тут она выскочила.

Она выскочила внезапно, из его живота, на ходу Расправляя крылья, но зацепилась за халат. Очень шустрая, лоснящаяся, нехилая такая тварь, размером крупнее гигантского скорпиона; ее туловище сокращалось и раздувалось, как обрывок гофрированного, суженного на конце шланга. В полумраке все кошки серые, цвет этой гниды я тоже сразу не разобрал. Хвост закручивался, поэтому оно напомнило мне насекомое, скорпиона и стрекозу одновременно.

— Там еще одна! — пискнул Зинка. Он приплясывал где-то в углу, не решаясь подойти.

Гнида, выпавшая из живота трупа, к насекомым отношения не имела. Пока она расправляла на ковре две пары гнутых, как у истребителя, крыльев, Галя с размаху воткнула свой мачете. Заостренный хвост и то, что по идее должно быть мордой, затрепыхались, туловище выгнулось, задергалось и... потекло.

Как положено, по закону жанра, солнце именно в этот момент снова спряталось.

— Гляди, лезет, сука! — Ствол винтовки Валентина раскачивался в опасной близости от моего лица.

Нанизанная на нож гадина брыкалась на полу словно ее пытали электричеством. Галя застыла, навалившись на нож, точно крылатая сволочь могла его вырвать. Такое случается, человека ступорит, и со мной случалось. Вроде понимаешь, что надо сорваться и действовать, а конечности в полном столбняке...

Элька завизжала. Слава богу, хоть не выронила фонарь.

— Галя, сверху! — Я прикладом толкнул мертвеца в плечо; он начал неторопливо опрокидываться набок, и тут вторая крылатая пакость вылезла прямо из его плеча, из дыры, где раньше крепилась рука.

Я ударил чисто машинально, такая гадливость поднялась в душе. Под прикладом хлюпнуло, хрустнуло, я даже не успел толком заметить, как она выглядит. Она или он.

Мертвец упал ничком на ковер, кресло раскачивалось.

— Гляди, растеклась, зараза.