Доставка еды, чтобы продлить агонию, хе.

Раду замыкал, озирался, перебрасывая из одной ручищи в другую длинное древко топора, а на крылечке малость отстал. Самую малость, да... И тут на него накинулся висевший внутри, за косяком, провод с тройником на конце. Гибкая сволочь обвилась вокруг лодыжки. Раду споткнулся, упал на ступеньки. Топор звякнул о камень.

— Ах ты, сука! — молдаванин сопротивлялся, черная жила тянула его в дом.

Он был похож на неандертальца, попавшего в плен к удаву. Голый торс, мокрый от пота, весь в царапинах. Впечатление усиливала мощная неровная щетина, занимавшая у него пол-лица. Впрочем, мужики зарастали поголовно...

— Руби его, режь! — рявкнули мы на три голоса. Ноги у меня вихлялись. На всякий случай трус Белкин отбежал по садику метров на десять, к поваленным воротам, там распахнул рот, как рыбеха. Во дворе покинутого дома раскачивались столбики с фонарями.

Валя топтался у забора, как приклеенный.

Вероятно, Раду был самый тяжелый, или. Или по совершенно иной причине. Но крыльцо затрещало, парень провалился.

— Помогите! — Он надрывал там внизу связки так, что сразу охрип.

Саша-Нильс выпустил из рук автомат. От крыльца по мощеной дорожке прямо к нам струилась трещина. На глазах трещина расширялась, лопалась облицовочная плитка, шатались чугунные фонарики.

Из дыры в крыльце столбом валила пыль. Раду, видимо, провалился не до конца, застрял где-то и усиленно взывал о помощи. Трус Белкин задвинул коляску на полосу псевдопаркета, покрывающего переулок за воротами, выдернул штакетину, она рассыпалась в руках.

Побежал вдоль трещины с пустыми руками, идиот.

— Валя, давай веревку! — Нильс молодец, вспомнил про снаряжение, хе.

Валентин застрял. Он переминался с ноги на ногу, но не мог сделать и шагу. Не то чтобы не хотел, а не мог себя победить, да. Я хорошо представлял это состояние; у меня так было, когда с вышки в воду прыгал. И понимаешь, что назад неудобно, а ноги словно ватные.

Не доходя нескольких шагов, я не выдержал, стал на четвереньки. Из дыры валила серая пыль. Не стоило приближаться, парень уже умер. Не слышал я его сердце, не слышал.

— Валя! — опускаясь на живот у дыры, хрипло позвал Нильс. — Я его вижу! Иди сюда, живо!

— Ни хрена подобного! — внезапно сорвался Валентин. — Тебе надо — ты и иди. Я возвращаюсь назад.

И положил кулачище на приклад ружья. Мне совсем не нравилось, как он все время норовил потискать свою пушку. Мы застряли на четвереньках. Малышка беззвучно плакала.

— Раду! — закричал сержант. — Эй, отзовись! Его голос словно провалился в пуховую перину. Дом смеялся, пустой и мертвый, в крыльце зияла рана. Рядом валялся обрывок провода, но не нападал.

— Нельзя быстро бегать, — в который раз, как слабое эхо, повторила малышка. — Они нападают, когда бежишь.

— Я сваливаю! — Валентин демонстративно шагнул по переулку.

— Они железные... — Девочка закусила губу. Потом не выдержала и заплакала.

— Мы договаривались, что будем держаться вместе! — напомнил Саша.

— Вот и держитесь! — нехотя обернулся сторож. — А меня увольте!

У него на лице дергались сразу бровь и уголок рта. Внезапно мне стало его жалко. Валя не хотел никому зла, просто не выдержал нагрузки. Похоже, что наша скромная коалиция дала трещину. Остатки коалиции, да.

— Проваливай, сука! — зарычал Нильс, вскакивая. — Только проваливай насовсем! Не дай бог тебя, гаденыша, в доме встречу! — Он забылся и взмахнул пораненной рукой, присел сразу.