Замок стоял на скалистом уступе, возвышаясь над лесистой лощиной. За ромбовидными стеклами окон сияли лампы, бросая снопы света на камень снаружи. В лунном свете тускло поблескивала крытая шифером крыша. Слева, над верхушками деревьев, темнела остроконечная башня. По словам Стивена, это левое трехэтажное крыло было старейшей частью замка. Он обратил ее внимание на сводчатую дверь с веерообразным окном над нею и потускневшими от времени железными засовами.

— Антиквары постоянно просят меня продать ее им. Утром ты сможешь увидеть также остатки крепостного рва. В нем сейчас нет воды, но, вероятно, тысячу лет назад он был надежной преградой.

Благодаря своим исследованиям Джудит была хорошо знакома со старинной архитектурой, но в тот момент, когда автомобиль остановился у главного входа Эдж Бартона, она поняла, что ею овладевает чувство, весьма отличное от того, какое она испытывала при виде других древних и прекрасных сооружений.

Стивен устремил на нее внимательный взгляд:

— Что скажешь, дорогая? По твоему лицу я вижу, ты одобряешь?

— У меня такое ощущение, будто я вернулась домой.

Рука об руку они обошли весь замок.

— Последние годы я редко бывал здесь, — произнес Стивен. — Джейн была очень больна. Она предпочитала Лондон, где друзьям не трудно было ее навещать. Я приезжал сюда один, только когда мне надо было встретиться с моими избирателями.

Гостиная, столовая, громадный нижний холл, камин в стиле Тюдор в спальне над гостиной, норманнская лестница в старом крыле, великолепные окна с лепными карнизами, гладкая черная стена в верхнем холле, которую многочисленные поколения детей покрыли изображениями корабликов и людей, лошадей и собак, инициалами, именами и датами. Джудит остановилась, чтобы их рассмотреть, и в этот момент к ним поднялся слуга.

Сэру Стивену звонили.

— Я вернусь через минуту, дорогая, — шепнул он.

Одна пара инициалов, казалось, просто сверкала на стене. «В. К., 1635». Джудит медленно провела по ним пальцем.

— Винсент, — прошептала она, — Винсент…

Словно в тумане, она пересекла холл и поднялась по лестнице на четвертый этаж, где находился бальный зал. За окном стояла ночь. Ощупав стену, она нашла выключатель и в следующее мгновение увидела, как зал заполняется людьми в одеждах семнадцатого века. Шрам у основания ее большого пальца стал ярко–красным. Было восемнадцатое декабря 1641 года…

— Эдж Барторн просто великолепен, леди Маргарет.

— Не могу не согласиться в этом с вами, — холодно ответила Маргарет Кэрью франтоватому молодому человеку с тщательно завитыми волосами и правильными чертами лица. Это был Симон Хэллет, незаконнорожденный сын герцога Рокингэмского.

Несмотря на лоск и светские манеры, в нем чувствовались хитрость и коварство.

— Ваш сын Винсент бросает на меня злые взгляды. Мне кажется, он меня недолюбливает.

— А у него есть для этого причина?

— Возможно, он чувствует, что я влюблен в его мать. Право же, Маргарет, Джон Кэрью не тот человек, который вам нужен. Вам было всего пятнадцать, когда вы вышли за него замуж. Сейчас, в свои тридцать два, вы самая красивая женщина в этом зале. Сколько Джону? Пятьдесят? К тому же теперь, после этого несчастного случая на охоте, он, по существу, калека.

— И муж, которого я очень люблю, — Маргарет поймала взгляд сына и кивком головы подозвала его к себе.

Быстрым шагом он пересек зал и подошел к ней:

— Матушка?

Это был красивый мальчик, высокий и мускулистый для своих шестнадцати лет.