Я всегда скучал по этим чудесным дням, когда мы оставались дома только втроем. Когда мы с Джейн поженились, я предложил ей продолжить эту традицию.
— И что она на это сказала? — спросила Джудит, уже догадываясь, каким будет ответ.
Стивен усмехнулся:
— Это привело ее в ужас.
Он взглянул на отбивные:
— Думаю, еще минуты три, и они будут готовы.
— Салат уже готов. Картошка и булочки на столе.
Джудит ополоснула руки, вытерла их полотенцем и сжала лицо Стивена в ладонях.
— Тебе бы хотелось возродить эту традицию? Когда я не привязана, словно раб, к машинке, я просто чудесно готовлю.
Пять минут спустя, когда они все еще стояли обнявшись, Стивен вдруг принюхался и с тревогой воскликнул:
— О Боже, отбивные!
Поиски женщины, подложившей бомбу к статуе Карла I, зашли в тупик. Многочисленные допросы молодого рабочего Роба Уоткинса ничего не дали. Он моментально опознал женщину в темной накидке на фотографии, сказав, что именно ей он и передал гелигнит. Однако он твердо держался своей истории, утверждая, что, по словам Маргарэт Кэрью, она собиралась использовать взрывчатку, чтобы снести старый сарай в своем поместье в Девоншире. Уоткинс был тщательно проверен, и в конце концов Скотланд — Ярд пришел к заключению, что он был именно тем, кем казался: молодым парнем, считающим себя неотразимым в глазах женщин и совершенно не интересующимся политикой. Брат его был явно нечист на руку и вполне мог взять все, что ему приглянулось. Камин в доме родителей Уоткинса в Уэльсе был заново отделан мрамором, который в точности соответствовал сорту мрамора с последней работы брата. С сожалением комиссар Филипп Барнс был вынужден согласиться со своим старшим помощником, коммандером Джеком Слоаном, что темноволосая женщина в накидке просто использовала Уоткинса в своих целях. Единственной уликой, на которую они могли рассчитывать, был ярко–красный шрам, находившийся, по словам Роба Уоткинса, на правой руке этой женщины, называвшей себя Маргарэт Кэрью. Однако сведения, полученные от Уоткинса, не были переданы в газеты. Ему было предъявлено обвинение лишь в сокрытии краденого, и он был оставлен под стражей до выплаты залога, который, как все понимали, он был не в состоянии заплатить. Тем не менее над головой у него продолжало висеть обвинение в пособничестве террористам, которого, как ему было сказано, он мог избежать, продолжая оказывать всяческую помощь полиции. Каждый констебль в Англии получил увеличенную фотографию женщины в накидке с приказом сразу же ее арестовать, как только ее увидит. Их особо предупредили насчет имевшегося у нее на правой руке, у основания большого пальца, красно–багрового шрама.
По мере приближения выборов интерес общественности к взрыву на Трафальгарской площади начал постепенно спадать. В конечном счете никто там серьезно не пострадал. Ни одна из группировок не взяла на себя ответственности за совершение этого террористического акта. В телевизионных передачах, посвященных этой теме, стал превалировать черный юмор, и часто можно было услышать: «Бедный старый Карл. Не довольствовавшись тем, что отрубили ему голову, они теперь, три столетия спустя, пытаются поднять его на воздух. Ну дайте же ему хоть какую–то передышку».
Затем, пятого марта, в Тауэре, в комнате, где были выставлены королевские регалии, произошел взрыв. Пострадало сорок три человека, шесть из них серьезно, а страж и пожилой американский турист были убиты на месте.
Утром пятого марта Джудит окончательно поняла, что ей не нравится ее описание лондонского Тауэра. Она чувствовала, что ей так и не удалось передать тот ужас, который должны были испытывать убийцы короля и их сообщники, содержавшиеся там под стражей. Зная по опыту, что нередко посещение описываемого ею места помогало лучше почувствовать атмосферу, которую она желала передать, она решила отправиться в Тауэр. |