— И я также добился того, чтобы вас поместили в приемную семью, — продолжал он, — и чтобы вам подобрали работу…

— Вы сама доброта, Фаркас.

Он как будто не заметил моего сарказма.

— Это было нелегко, но в конце концов «Дермод» уступил. Они шли на огромный риск. Взамен они потребовали, чтобы вы наблюдались у врача в центре «Матер» и чтобы вам сделали последнюю серию ТМС для глубокого воздействия на гиппокамп…

— Зачем?

Министр пожал плечами, словно ответ был очевиден:

— Чтобы стереть вашу память, Виго.

Чтобы стереть мою память. Я не шизофреник. У меня нет ретроградной амнезии, вызванной острой параноидальной шизофренией. Правда в том, что я позволил грязным подонкам испортить себе мозги.

На мгновение лицо Фаркаса скрылось за дымным облачком. Он положил сигару в пепельницу.

— Мне это совсем не нравилось, но только на таких условиях они согласились вывести вас из Протокола.

— Почему меня? С чего вдруг такая милость?

Министр нахмурился. Я заметил его бегающий взгляд. Серьезное выражение лица.

— У меня были на то свои причины.

Я покачал головой. Мне уже опротивела его манера играть с правдой. Меня тошнило от недомолвок, лжи, неожиданных признаний — всех тех уловок, из которых, должно быть, складывалась повседневная жизнь и карьера этого человека.

— Значит, из первых двадцати подопытных я единственный, кого вывели из Протокола? Все другие остались? — спросил я недоверчиво.

— Да. Разумеется. Кроме Рейнальда, который вконец спятил. Что до него, то Протокол, как вы выражаетесь, действительно «попортил» ему мозги. Но это был риск, на который вы согласились. По правде говоря, я даже пытался его вытащить: как и вам, я нашел ему приемную семью, устроил у Фейерберга… Но этот психопат в итоге обвел нас вокруг пальца. И это повлекло за собой катастрофические последствия, о которых вам известно. Мы слишком поздно поняли, что он способен выполнить свои угрозы. Это наша единственная ошибка. Мы недооценили степень безумия Рейнальда. И тут все пошло наперекосяк. Поверьте, я бы предпочел всего этого избежать, Виго. Я сделал все, что мог.

— Не пытайтесь обелить себя, Фаркас, вы такой же мерзавец, как и все остальные.

— Я снова напоминаю вам, Виго, что вы доброволец. И я вывел вас из Протокола против вашей воли. Против вашей воли! А тогда вы упорно хотели продолжать… И ваш теперешний гнев, хотя я и могу его понять, так же нелеп, как и бесполезен.

— Итак, вам не в чем себя упрекнуть?

Он не ответил. Я подождал. Он пару раз затянулся сигарой.

— В таком случае вам не о чем волноваться, Фаркас. Раз вы невинны, как младенец, вам ничто не грозит, когда мы завтра сообщим прессе все подробности этого дела…

Старик тяжело вздохнул.

— Сожалею, Виго, но я не могу позволить вам это сделать, — произнес он спокойно.

— С чего бы вдруг, — цинично заметил я, — неужели муки совести одолели?

— Сами подумайте! Еще не пришло время предавать огласке то, что мы открыли благодаря Протоколу 88.

— Правда не бывает преждевременной, господин министр. Не вам решать, что вправе знать общественность…

Тут я заметил, что апломба у него поубавилось. Он уже не был таким спокойным, каким хотел выглядеть.

— Транскраниалы — телепаты, Виго. Телепаты! Сейчас в Протоколе принимает участие несколько десятков тысяч телепатов. Вы хоть понимаете, что это значит? Представьте себе, как подобную информацию воспримет широкая публика! Вообразите возможные последствия! Вы правда считаете, что люди со всего мира, причастные к Протоколу 88, позволят вам все разрушить лишь потому, что вы, видите ли, любите правду?

Пришла моя очередь улыбаться.