Художник Василий Кружкин живет этажом выше. Он не лишен таланта и недавно решительно вышел из рядов маргиналов, сделав шаг к международному признанию: написанный им под Новый год портрет дамы с елочными игрушками и котом взял приз на конкурсе в Италии. Туда-то Кружкин и полетел на вручение награды.

Поскольку даму он писал с Ирки, кота — с Вольки, а игрушки — с новогодних украшений, которые хранит на антресоли тетя Ида, успеху Василия мы радуемся как своему собственному. А некоторые из нас еще и извлекают из него конкретную выгоду.

— Бесплатно жить будешь? — уточнила я у Архипова.

— Совершенно! — Тот расплылся в улыбке.

— Ладно, это все хорошо, но давайте к делу. — Ирка постучала по столу стопкой, как судья молотком. — Вадик, ты первый.

— Рассказываю, что узнал. — Архипов сел ровно и распрямил плечи — приготовился докладывать. — Самое главное: Степан Степанович не местный — из Москвы. Точнее, он был петербуржцем, тут родился и учился, а потом уехал в нерезиновую преподавать в МГУ. В твой универ, — докладчик развернулся ко мне, — его пригласили с лекцией о феномене культуры отмены, это очень интересная и актуальная тема, я вам скажу, посмотрел в Интернете…

— Ближе к делу! — стукнула стопка-молоток.

— Хороший специалист был, подающий надежды ученый. В Интернете длинный список статей и монографий. В международных конференциях за границей участвовал, мог бы уже и преподавать где-то за рубежом, если бы не то, что сейчас происходит…

Я весело хрюкнула в ладошку, вспомнив Маргариту.

— Вот ты смеешься, — укорил меня докладчик, — а ведь был бы парень не здесь, остался бы жив.

— Не поняла, — вмешалась Ирка. — Смерть Степана Чижняка как-то связана с Питером?

— Именно так! — кивнул Архипов. — Наш Чижняк трагически погиб, упав с балкона на шестнадцатом этаже.

— Как будто в других городах нет многоэтажек, — пожала плечами подруга.

— Многоэтажки есть всюду, а вот белые ночи — чисто питерская тема. — Архипов разлил остатки ликера мейд-бай-Кружкин. — Объясняю. История трагикомическая. Степан Степанович ночью после трудового дня одиноко выпивал, сидя в кресле-качалке на открытом балконе. Ночь была ясная, а главное — белая, солнце висело над горизонтом, как приклеенное, и светило Степану Степановичу прямо в глаза. Он встал, чтобы задернуть штору…

— Момент! Какие на открытом балконе шторы? — влезла Ирка.

— Специальные летние, — уверенно ответила я. — Совершенно необходимая вещь в наших широтах, особенно когда окна на запад. А если тебя техническая часть интересует, то мы, петербуржцы, делаем так: по периметру навеса, образованного балконом квартиры этажом выше, устанавливается штанга или обычная «струна»…

— Я бы попросил не перебивать! — Архипов повысил голос, и мы с Иркой зашикали друг на друга. — Итак, Чижняк поднялся, чтобы задернуть штору, но та сорвалась с крокодильчиков — это такие зубастенькие металлические зажимы на кольцах — и в образовавшуюся дырку по-прежнему лупили солнечные лучи. Тогда нетрезвый Степан Степанович встал ногами на сиденье, чтобы прицепить полотнище как надо, а сидел он, напомню, на кресле-качалке… Дальше понятно, думаю?

— Одно неловкое движение — и полетел Степан Степанович за балкон? — предположила я.

— Вместе со шторой и парой крокодильчиков, — подтвердил рассказчик.