— А я, кажется, поняла принцип: надо склеить куски двух слов. Инопланетная цивилизация — инолизация, дедуктивное мышление — дедушление…

— «Дедушление» отчетливо попахивает нафталином, — поморщилась я.

— Так и мы с тобой уже не молоды, душечка. — Подруга добавила в голос деревянного скрипа и похлопала меня по руке — между прочим, не морщинистой и пока еще без всяких пигментных пятен. — Шерлок Холмс-то до нашего возраста не дожил, погиб в тридцать семь.

— А комиссар Мегре и в пятьдесят еще был как огурчик! А мисс Марпл до пенсии даже не думала о частном сыске! А «душечку» ты слямзила у тети Иды, но ей же под девяносто, и она нам в бабушки годится!

— Не заводись. — Ирка снова потянулась похлопать меня по руке, но промахнулась и одобрительно потрепала куриную ножку. — Я не хочу сказать, что мы дряхлые развалины, наоборот. Мы еще о-го-го, и теперь, когда ты закончила свою барщину… Тебе же завтра не надо в университет?

— В издательство не надо, завтра я работаю дома.

— Тогда давайте определимся с расписанием, — вмешался Архипов. — Когда ты освободишься? Мои парни узнали адрес Юли…

— Так с этого и надо было начинать! — оживилась я. — Давайте так: я встану пораньше и выполню свой оброк, отправлю готовую работу Микробоссу, и мы поедем к этой Юле.

— Днем? — засомневалась Ирка. — В рабочее время?

— Ко мне в универ она именно днем в рабочее время явилась, — напомнила я. — Значит, не ходит в присутствие: или вообще не работает, или трудится удаленно…

— На месте разберемся, — постановил Архипов и зашуршал бумагой. — А что это хачапури никто не ест, они же остывают! И лобио берите, и аджапсандал тут в контейнере, а вот вилки… Отложим дедушление.

На приоритете дедуктивных размышлений никто не настаивал, и летний вечер мы провели с большой приятностью.

Ночевала я у себя. Дома было тихо и скучно. Не придумав, чем себя занять, я до поздней ночи правила научные доклады, торопясь выполнить завтрашнюю норму, а потом сидела на балконе с чашкой остывшего чая, бездумно глядя на желто-розовое небо.

Белые ночи в Питере прекрасны! Я вполне понимала желание покойного Чижняка ими любоваться. Хотя… Если он сел в ту злосчатную качалку, чтобы созерцать прекрасную белую ночь, зачем хотел задернуть шторы? Это же нелогично. Возможно, Степан Степанович, наоборот, желал максимально уединиться, закрыться, спрятаться от всего мира?

Кстати, а где он уединялся и прятался? Вряд ли в отеле — в гостиничных номерах в Санкт-Петербурге редко бывают балконы и террасы, чай, не Италия…

Хотя Архипов же говорил, что Чижняк родился и учился в Питере, значит, у него здесь может быть родня — мама, папа. Надо выяснить, где он жил до переезда в столицу.

Мысли текли все медленнее. Я бы так и уснула в кресле-мешке на балконе, если бы не внезапная трель телефона.

Звонил мой сын.

— Мамуль, ты не представляешь, что у нас тут сейчас было! — Потомок пребывал в радостном возбуждении.

— Сейчас? — Я посмотрела на наручные часы. — Коля, два часа ночи, вы почему не спите?!

— Мы спали, и еще как! Без задних ног дрыхли с папой в своей палатке! И тут приперся этот огромный зверь…

— Медведь?! Кабан?! — всполошилась я, вспомнив слова тетушки.

— Вот и мы подумали, что медведь! Представь: в окошко здоровая морда просунулась, сетку внутрь вдавила, в дырочки шерсть торчит, пар из носа валит.