— Не нравится мне это…
— Значит, вместе пойдем, — ответила на свой вопрос подруга и припарковалась неподалеку от неотложки.
Повинуясь введенному коду, открылась подъездная дверь, без промедления прибыл по вызову лифт, он вознес нас на шестой этаж — к квартире номер тридцать пять.
И снова нам не пришлось ни звонить, ни стучать!
На лестничной площадке помещались три квартиры, двери двух уже были распахнуты. Я первым делом увидела пожилую женщину с загипсованной ногой. Она стояла в открытом проеме, как в раме, опираясь на костыль. Я подумала, это к ней явилась «Скорая», но — нет, леди в гипсе была бодра и деловита.
— Люди! — обрадовалась она, увидев нас. — Как вовремя, тут очень нужна ваша помощь! Туда, скорее! — Она кивнула на вторую открытую дверь.
В тесной прихожей возились, пытаясь развернуть нагруженные носилки, девчонки в красно-синей форме работников «Скорой».
— Стоп, стоп, осадите назад, сейчас мы вам путь расчистим. — Ирка подхватила и вынесла на площадку растопырчатую рогатую вешалку, поставила ее рядом с дамой в гипсе и вернулась, продолжая командовать: — Девочки, возьмитесь с одной стороны, Вадик, ты здесь со мной, Лен, отодвинь обувницу, она мешает…
Под чутким руководством прирожденного командира дело быстро пошло на лад. Носилки сначала выплыли на лестничную площадку, а затем вдвинулись в кабину лифта. Последней из квартиры, на ходу навешивая на себя сумку, выскочила Юля. Она захлопнула дверь, втиснулась в кабину лифта пятой… Нет, шестой, если считать человека на носилках.
Я не сразу узнала в нем Чижняка-старшего — покрасневшее до малинового цвета лицо сильно меняет внешность.
— А что… — вякнула я, но никем не была услышана.
Двери лифта закрылись, кабина пошла вниз.
— Вызывайте снова, — велела мне дама в гипсе, с трудом переступив порог.
— «Скорую»? — ступила я.
— Лифт! Поедем вниз, проводим… Дай бог, чтоб не в последний путь, — покачиваясь на своем костыле, оптимистка встала рядом со мной.
Снизу донесся лязг причалившей кабины, послышались невнятные голоса — похоже, выход на финишную прямую из подъезда к «Скорой» происходил с осложнениями.
— Что тут случилось? — спросила я, дожидаясь прибытия лифта из рейса на первый этаж.
— То, чего и следовало ожидать, — вздохнула дама. — Нельзя пожилому человеку с повышенным давлением так нервничать, ничем хорошим это не заканчивается. Но как тут не нервничать? У Степана Семеновича любимый сын погиб буквально на днях.
— Единственный ребенок? — уточнила я.
— Ну, не ребенок, Степа уже взрослый был. И не совсем единственный, еще Юля осталась. — Она снова вздохнула.
Приехал лифт, звякнул и открыл нам двери.
— Поможете? — Дама закачалась, не решаясь шагнуть в кабину.
Я поддержала ее, помогла войти и встать у стенки. Нажав на кнопку с единичкой, продолжила разговор:
— Юля — это девушка, которая выбежала за носилками?
— Бедная девочка. Еще и это ей. — Дама помотала головой, как лошадь, отгоняющая овода. — Есть, знаете, такие несчастливые люди, к которым родные относятся хуже, чем чужие. Вот это как раз про Юлю и Степана Семеновича. Ну никогда он ее не любил. Не той она, видите ли, масти и породы — не настоящая Чижняк!
— Мне показалось, они не очень-то похожи. Почему так? — спросила я осторожно, опасаясь услышать в ответ резонное замечание, что это не мое дело. |