При приближении посетителей осанистая дама встала с кресла.

– Вы, должно быть, Эйдриен и Лью, – проговорила она низким, приятным голосом. – Я – Тея, хотя и не настаиваю, чтобы меня называли именно так. «Миссис Уилкинс» вполне сгодится, если вам неловко обращаться к кому-то столь древнему по-другому. В те далекие времена, когда люди не слышали о расовых предрассудках и политической корректности, они звали друг друга просто по имени.

– Приятно познакомиться, Тея, – сказала Эйдриен и протянула пожилой леди руку.

За несколько часов до встречи, узнав, что Теодора Уилкинс в скором времени готовится отметить свое девяностолетие и проживает в платном интернате для престарелых, девушка испугалась. Закрадывалось подозрение, что единственная оставшаяся в живых родственница Кальвина Крейна не сможет им помочь из-за присущей ее возрасту слабости ума. Теперь стало ясно, насколько безосновательными оказались страхи Эйдриен.

– Знакомьтесь, это мистер Макбрайд.

Престарелая дама предложила гостям присесть и отправилась в дом похлопотать насчет чая. Через некоторое время она вернулась в сопровождении испанца с подносом и аккуратно опустилась в кресло. Когда чай со льдом налили в стаканы, пожилая леди одарила гостей улыбкой.

– Итак, – провозгласила она, – чем могу быть полезна?

– Как вы, возможно, помните из нашего с вами телефонного разговора, – начал Макбрайд, – у Эйдриен есть основания полагать, что ее сестра Николь вела переписку с вашим братом. К сожалению, Никки умерла.

– Ах, как прискорбно, – поспешила заметить Тея.

– Я надеялась забрать письма, – сказала Эйдриен. – Они дороги мне как память.

Престарелая леди сложила губы и сморщила нос.

– Дорогуша, – сочувственно проговорила она, – боюсь, не смогу вам помочь. Видите ли, мы с Калем, как бы это сказать, не были особенно близки.

Эйдриен безуспешно попыталась скрыть разочарование:

– Вот как…

– Наверное, со стороны это может показаться странным. Казалось бы, мы двое, брат и сестра – старая склочница и престарелый чудак, – жили в получасе езды друг от друга, а виделись… – Она выпятила нижнюю губу и задумчиво дунула вверх, отчего приподнялись завитушки на лбу. Привычка эта, похоже, уцелела с тех времен, когда преклонных лет дама училась в школе. – Так вот, виделись мы раз в полгода: на День благодарения и Пасху. И в большем не нуждались.

– Значит, вы не особенно ладили?

– Совсем не ладили. Каль считал меня ветреницей и презирал моего мужа – называл его дилетантом. Кем, на мой взгляд, упокой Господи его душу, он и являлся. Хотя…

– А что вы сами думали о нем? – поинтересовалась Эйдриен.

– О братишке? – уточнила миссис Уилкинс. – Я всегда считала, что он самый… – Тея помедлила, подбирая слова, и сказала: – Я считала его самым большим упрямцем, какого мне когда-либо доводилось видеть.

– Правда?

– Несомненно. Каль кое в чем напоминал Гитлера: оба полагали, будто знают, что хорошо для всех остальных.