Сёгун кивнул, старейшины переглянулись. Сано, хоть его и покоробило наглое искажение истины, признал разумность предложения.

Глава Совета старейшин неуверенно возразил:

— Это сработает, да. Кроме нас, в курсе того, что его превосходительство сегодня ночью был в Ёсиваре, охранники, семья и самые доверенные слуги. Молодой господин Ниу и его сообщники убиты. Госпожа Ниу и ее слуга Эии-тян мертвы. Мы можем прибегнуть… к методам… — «Кнута и пряника», — понял Сано, — …чтобы принудить очевидцев молчать. К тому же кланы заговорщиков никогда не признают, что имели какое-либо отношение к государственной измене. Однако закон предписывает, чтобы родственники изменников были наказаны. Разве нам не следует действовать по закону?

У Сано упало сердце, он представил, как Мидори и члены ее семьи, а также сотни невинных людей идут на казнь, чтобы поплатиться за преступление, которое не совершали. Он испытал несказанное облегчение, когда вновь заговорил канцлер:

— Как вы верно указали, все злодеи мертвы. Дальнейшее наказание… — Он развел руками.

Сано расшифровал жест так: дальнейшее наказание удовлетворило бы закон, но не потребность правительства в сохранении тайны и не потребность страны в порядке и мире.

Припарки притупили боль; успокоительный чай навеял сон. Очнулся Сано, только услышав свое имя.

— Сано-сан, простите, что задерживаем вас так долго. Мы понимаем, вы устали. Но нам нужна всего еще минута вашего драгоценного времени.

Сано встрепенулся.

— В награду за вашу верную службу я дарую вам право выбрать награду самому, — сказал Токугава Цунаёси.

Сано растерялся от щедрости подарка.

— Благодарю вас, ваше превосходительство. — Он замолчал, лихорадочно соображая. — Я прошу, чтобы женщина Глициния была освобождена от пребывания в квартале развлечений, чтобы ей дали деньги, достаточные для безбедного существования.

Сёгун подался вперед, на лбу появилась задумчивая морщина.

— Хорошо. Но юдзё… Это слишком банальная просьба. Просите что-нибудь пооригинальнее.

Сано осмелел:

— Я прошу, чтобы память моего секретаря Хамада Цунэхико, погибшего при исполнении долга, была увековечена памятником на его семейном кладбище. — Признательность сегуна наверняка пойдет много дальше того, чтобы утешить семью мальчика. — И чтобы Ниу Мидори выпустили из женской обители храма Каннон и перевезли домой в Эдо.

— Он ничего не просит для себя! — восхитился сёгун. — Только для других. Ваши просьбы будут выполнены, Сано-сан. В награду за ваше бескорыстие я оставляю за собой право самому решить вашу судьбу.

Пересекая канал, Сано потрепал великолепного вороного жеребца, которого Токугава Цунаёси дал ему взамен погибшего коня. Седельные сумки были забиты новогодними подарками — красивой лаковой посудой, керамикой, серебром, изящно обернутыми коробочками с моши и мандаринами — для семьи и друзей. Он осмотрел себя: дорогой, подбитый мехом плащ и шелковые кимоно с гербами Токугава из личного гардероба сегуна. Сано дотронулся до прекрасных мечей работы мастера-мечника Ёсимицу, подаренных признательным правителем. Он ощутил тяжесть кошелька, в котором лежало десять золотых монет — задаток от суммы, которую он получит после визита домой. Все это, казалось, принадлежит какому-то другому человеку. И ему была невыносима мысль об истинной цене его подвигов, которую он вскоре узнает.

У знакомых ворот Сано спешился и провел коня во двор.