Это было весьма человеколюбивым решением. Весьма. Более того, если бы столь благородное решение тысячник принял бы накануне или даже часом раньше — в его жизни многое могло бы измениться.

Тяжело нагруженные кони шагали с трудом, солдаты шли пешком — за ночь они едва восстановили силы… Регнар смотрел на процессию и все яснее и яснее понимал, что шансы довезти Рудика живым до целительницы тают с каждым часом. Наконец чувство признательности к наставнику возобладало над чувством долга. Наверное — впервые в жизни тысячника.

— Разгружай коней! — крикнул он. — Живо!

Солдаты переглянулись, но спорить с командиром не посмели. Молча принялись стаскивать тюки с коней, сваливая их в кучу прямо у ближайшего дерева.

— Гербер, — подозвал тысячник к себе последнего уцелевшего десятника, — возьми Ситара и еще пару человек, будете охранять трофеи. Мы вернемся… через четыре дня.

Кони, избавившись от непомерного груза, с явной радостью приняли на свои спины раненых. Взяв с собой заводных коней, Регнар рассчитывал успеть вовремя… даже если придется загнать скакунов. Лишь бы раненые выдержали дорогу. Не прошло и получаса, как отряд из девяти всадников, троих из которых пришлось привязать к седлам, и почти двух десятков лошадей скрылся за деревьями.

Дорога петляла меж деревьев. Пользы от Урды как от проводника было не так уж и много — эти места он знал не слишком хорошо. Но дорога была знакома, ранее они уже проделали этот путь, и теперь Регнар помнил почти каждый изгиб тропы. Кони шли ходко, но тысячник был недоволен — по хорошему тракту они двигались бы вдвое быстрей. Рудик снова потерял сознание и поник в седле — веревки не давали ему упасть, а едущий рядом всадник следил, чтобы бесчувственный десятник не попал под удар какой‑нибудь толстой ветки.

Очередной поворот, деревья раздвинулись, открывая вид на небольшую поляну. И Регнар с рычанием рванул из ножен меч — прямо посреди поляны, широко расставив ноги, стоял проклятый орденец, держа в левой руке ослепительно сияющий кристалл, а правой описывал сложные фигуры — и, странное дело, его пальцы рассыпали искры, и искры эти не гасли, продолжая гореть, кружась в воздухе. С каждым движением искр становилось все больше и больше, а их танец все стремительнее. Темплар, продавший душу Тьме в обмен на немыслимую силу, сейчас стоял к Регнару спиной, его кровососка тоже смотрела на огненный танец как завороженная.

Тысячник жестом указал солдатам приготовить оружие и обступить поляну, отрезая орденцу возможные пути к отступлению. Но в глубине души он… боялся. Этот день был особым, и Снежный Барс отнюдь не склонен был считать его счастливым. Сначала — странные ощущения, мягкотелость, недостойная истинного воина, Потом — страх. Боязнь того, что этот демон снова призовет на помощь проклятую магию — и смогут ли жалкие остатки имперского отряда устоять перед ним? Еще вчера темплар умирал — а сейчас снова на ногах, и непохоже, чтобы раны досаждали ему.

«Ударить в спину, — вдруг подумал Регнар, и сам ужаснулся этой мысли. — Ударить в спину, чтобы демон не успел обратиться за помощью к Тьме. Подло? Недостойно? Пусть… пусть будет так».

Он предпочел бы, не вступая в схватку, расстрелять орденца и кровососку из арбалетов, но — увы, не первая его ошибка в этом проклятом походе — все уцелевшие арбалеты были оставлены тем, кто назначен был охранять трофеи. В этих местах немало волков, и он счел, что арбалеты не лишними будут для ночующих в лесу.