Он предложил нашему другу свежий инжир из пакета, который вез с собой. Наш друг чуть не полез на него с кулаками. У капитана есть произнесенные под присягой и подписанные показания этих двух важных свидетелей, а также водителя автобуса и стюардессы самолета. – Капитан замолчал на случай, если достопочтенный джентльмен, прибывший из Лондона, захочет задать вопрос. Но вопросов у Брока, похоже, не нашлось, и лишь улыбка, гуляющая по его лицу, выдавала безмерное восхищение. Улыбка эта подвигла капитана на новые подвиги. Он встал у мраморно-белых ног Уинзера и указал на израненные запястья.
– Далее, эти раны оставлены не турецкими наручниками, – в голосе консула не слышалось и намека на шутку. – Турецкие наручники видны сразу, потому что они более человечные, причиняют меньше вреда заключенному. Капитан предполагает, что нашего друга арестовали в другой стране, а потом он то ли бежал, то ли ему предложили покинуть эту страну. Капитан хотел бы знать, не числится ли за нашим другом преступлений, совершенных до того, как он прибыл в Турцию. А также не совершены ли эти преступления под действием алкоголя. Он хотел бы помочь вам в этом расследовании. Он очень уважает методы английской полиции. Он говорит, что нет такого преступления, которое он и вы на пару не смогли бы раскрыть.
– Скажите ему, что я очень польщен, пожалуйста, Гарри. Всегда приятно раскрыть преступление, даже если это всего лишь самоубийство. Однако в части преступлений, совершенных нашим другом в других странах, я должен его разочаровать. По всем документам наш друг кристально чист.
Перевод последней тирады прервали гулкие удары в стальную дверь. Директор больницы поспешил ее открыть, и в морг ввалился усталый курд с ведром льда и клизменной трубкой. Сунул один конец трубки в ванну, засосал второй, и талая вода полилась из ванны на пол и по канавкам в полу – к канализационному стоку. Курд вывалил свежий лед в ванну и удалился. Консул метнулся за ним, согнувшись пополам, зажимая рот рукой.
– Я не бледный. Это освещение, – хрипловатым шепотом заверил он Брока, когда вернулся.
Возвращение консула, видимо, разозлило мэра, потому что он вдруг начал возмущаться на ломаном английском. Крепко сложенный, с фигурой камнетеса, говорил он яростно, словно обращаясь к группе забастовщиков, размахивая могучими руками, указывая то на труп, то на забранное решеткой окно, за которым лежал вверенный ему город.
– Наш друг быть самоубийца, – негодующе прокричал он! – Наш друг быть вор. Это не наш друг. Он украсть наша лодка. Он плавать на лодке мертвый. Он быть алкоголик. В лодке быть также бутылка виски. Пустая. Какой пистолет проделать такую дыру? – риторически вопросил он, ткнув мясистым пальцем в размозженную голову бедняги Уинзера. – В этом городе, пожалуйста, у кого быть такие большие пистолеты? Ни у кого. Мы иметь только маленькие пистолеты.
Это быть английский пистолет. Этот англичанин напиваться, красть нашу лодку, стрелять в себя. Алкоголик. Самоубийца. Все.
Брок, не поведя и бровью, все с той же доброй улыбкой наблюдал за этим взрывом эмоций.
– Я вот думаю, не могли бы мы вернуться чуть назад, Гарри, – предложил он. – При условии, что вы пришли в себя.
– Как вам будет угодно, – с тяжелым вздохом ответил консул, промокнув рот бумажной салфеткой.
– Как мы слышали, наш друг прилетел сюда внутренним пассажирским рейсом из Стамбула, а потом приехал из Даламана на общественном автобусе. Потом застрелился, так? Любопытно узнать, а почему он это сделал? Почему вообще приехал сюда? Хотел встретиться с друзьями? Снял номер в одном из прекрасных отелей города? Где предсмертная записка? Большинство англичан-самоубийц черкают пару строчек перед тем, как уйти из этого мира. Где он взял пистолет? Где теперь этот пистолет? Или они забыли показать его нам?
Внезапно заговорили все: директор больницы, главный врач, капитан и несколько сопровождающих мэра, причем каждый стремился перекричать соседа. |