Внезапно заговорили все: директор больницы, главный врач, капитан и несколько сопровождающих мэра, причем каждый стремился перекричать соседа.

– Предсмертной записки нет, и капитан не рассчитывал ее найти, – переводил консул, вычленяя голос капитана из общего хора. – Человек, который крадет лодку, берет с собой в море бутылку виски и выпивает ее, не в состоянии что-то написать. Вы интересуетесь мотивом. Наш друг был нищим. Был дегенератом. Был сбежавшим преступником. Был извращенцем.

– Еще и это, Гарри? Святой боже! Почему у них сложилось такое впечатление?

– У полиции есть показания нескольких симпатичных турецких рыбаков, к которым наш друг приставал на пристани ранним вечером и пытался соблазнить,

– монотонно бубнил консул. – Все ему отказали. Наш друг был отвергнутым гомосексуалистом, алкоголиком, беглецом от правосудия. Он решил свести счеты с жизнью. Купил бутылку виски, дождался темноты, украл лодку, вымещая этим злобу на мужчин, которые отказали ему, уплыл в море и застрелился. Пистолет упал в воду. В должное время ныряльщики его найдут. Сейчас в бухте слишком много прогулочных пароходов и лайнеров, и поиски пистолета затруднены. Где он взял пистолет? Капитан говорит, что это и неважно. Преступники – они везде преступники. Находят друг друга, продают друг другу оружие, это общеизвестно. Как ему удалось провезти на самолете пистолет из Стамбула? В багаже. Где его багаж? Поиски продолжаются. В этой стране они могут затянуться на тысячу лет.

Брок продолжил изучение тела Уинзера.

– Только мне представляется, Гарри, что это пуля с мягким наконечником, – заметил он. – Выходного отверстия нет, голову просто разнесло. Для этого необходима пуля типа дум-дум. Разрывная пуля.

Перевести консул не успел, потому что мэр вновь взорвался. Проницательность политика подсказала ему в отличие от его подчиненных, что хладнокровие Брока, мягко говоря, подозрительно. Он зашагал взад-вперед, привлекая к себе внимание. Англичане, жаловался он. Почему англичане полагают, что имеют полное право приезжать сюда, задавать вопросы, хотя они сами стали причиной проблем города? Почему этот английский педераст вообще приехал в наш город? Неужели он не мог выбрать другой город и там покончить с собой? Калкан? Каз? Почему он вообще приехал в Турцию? Почему не остался в Англии вместо того, чтобы портить людям отдых и бросать тень на репутацию нашего города?

Но и эту речь Брок воспринял благодушно. Это чувствовалось по легким кивкам, которые следовали, когда он признавал аргументы мэра, уважая местную мудрость и понимая возникшую дилемму. И здравомыслие, продемонстрированное Броком, дало результаты: мэр сначала прижал палец к губам, а потом, пусть и с усилием, заставил себя замолчать и остановиться, разве что несколько раз разрубил воздух ладонью. Капитану, однако, выдержки не хватило. Драматически вскинув руки, выставив вперед ногу, он короткими, рублеными предложениями обрисовал трагический финал.

– Наш друг пьян, – бесстрастно переводил консул. – Он в лодке. Бутылка виски пуста. У него депрессия. Он встает. Стреляет в голову. Пистолет падает в воду. Он падает в лодку, потому что мертв. Зимой мы найдем пистолет.

Брок все уважительно выслушал.

– Так мы можем взглянуть на лодку, не так ли, Гарри?

Мэр, сверкнув глазами, оживился.

– Лодка быть грязная! Слишком много крови! Хозяин лодки очень огорчиться, очень рассердиться! Очень набожный человек! Он сжег лодку. Зачем ему такая лодка? Страховка? Плевать он хотел на страховку!

Добравшись до маленького рыбного порта с выкрашенным белой краской маяком, древним гранитным молом и шумными тавернами, он продолжал с интересом рассматривать все, что попадалось на глаза: магазины, торгующие сувенирами и джинсами (если он искал подарок для дочери, то где еще мог его найти?), прогулочные пароходики, скоростные катера, маленькие рыболовецкие траулеры, увешанные мантильями-сетями, заляпанный грязью джип цвета охры, припаркованный на проселке, убегающем от бухты к холмам.