– Мы называем это наглядным уроком, – не отрывая глаз от записной книжки, Хобэн зачитывал заранее приготовленное заявление.

– Громче, – лаконично приказал мсье Франсуа, стоявший выше по склону, и Хобэн повторил только что произнесенное предложение.

– Разумеется, это и убийство из мести. Пожалуйста. Мы бы не были людьми, если бы не хотели отомстить. Но мы рассчитываем и на то, что наше деяние будет также расценено как официальное требование на получение компенсаций! – Еще громче. Еще отчетливее. – И мы искренне надеемся, мистер Уинзер, что ваш друг мистер Тайгер Сингл и международная полиция ознакомятся с нашим посланием и сделают соответствующие выводы.

А потом он пролаял, как догадался Уинзер, те же слова на русском, ради той части своей аудитории, которая не сумела в должной мере овладеть английским языком. Или на польском, чтобы донести смысл послания до доктора Мирски?

Уинзер, который на какие-то мгновения потерял дар речи, обрел его снова, пусть поначалу с губ срывались лишь бессвязные фразы, вроде «Вы сошли с ума», «Судья и присяжные в одном лице», «Сингл» – не та фирма, о которую можно вытирать ноги». Он весь перепачкался, тело покрывали пот, моча, грязь. В борьбе за выживание своего вида он сражался с совершенно неуместными в такой ситуации эротическими видениями, которые не имели никакого отношения к этой жизни, а падение на землю привело к тому, что на одежду и кожу лег слой красной пыли. Боль в заломленных назад руках сводила с ума, ему приходилось выворачивать шею, чтобы говорить. Но он справился. И сказал все, что хотел.

Главное же заключалось, как и заявлялось ранее, в его неприкосновенности, . Он – адвокат, и закон являлся его защитой. Он – целитель, а не истребитель, его задача – помогать, а не уничтожать, он – глава юридического департамента и член совета директоров фирмы «Хауз оф Сингл», штаб-квартира которой находилась в лондонском Уэст-Энде, он – муж и отец, который, несмотря на слабость к женщинам и два развода, сохранял любовь к своим детям. У него дочь, которая только-только начинает многообещающую карьеру на сцене. При упоминании дочери у Уинзера перехватило дыхание, но никто ему не посочувствовал.

– Говорите громче! – посоветовал сверху мсье Франсуа, топограф.

Слезы Уинзера пропахивали канавки в пыли, лежащей на щеках, создавая впечатление, будто смывают макияж, но он продолжал говорить, твердо следуя намеченной линии. Он – специалист по планированию налогов и инвестиций, говорил Уинзер, выворачивая голову вправо и выплевывая слова в белое небо. Сфера его деятельности – офшорные компании, фонды, налоговые убежища по всему миру. Он не адвокат по морским перевозкам, каким объявляет себя доктор Мирски, не паршивый посредник вроде Мирски, не гангстер. Он нигде и ни в чем не преступал закон, его задача – перевод неофициальных активов в более легальную форму. Конечно, этим его деятельность не ограничивается. Она включает услуги по приобретению вторых юридически чистых паспортов и альтернативного гражданства, по определению условий необязательного проживания в дюжине государств с благодатным природным и фискальным климатом. Но он никогда, «повторяю, никогда», –настаивал Уинзер, не участвовал ни в разработке, ни в реализации методологии накопления первичного капитала. Он вспомнил, что в прошлом Хобэн служил в армии… или на флоте?

– Мы – консультанты, Хобэн, неужели вы не видите? Кабинетные черви! Плановики! Разработчики стратегии! Вы – люди действия, не мы! Вы и Мирски, если хотите, поскольку у вас с ним общие секреты!

Никто не зааплодировал. Никто не произнес: «Аминь». Но никто и не остановил его, вот их молчание и убедило Уинзера в том, что его слушают.