Придя к такому выводу, Балваныч вздохнул. В свое время завод ему предлагал квартиру на выбор — на втором этаже и на пятом. Молодой он был, глупый, взял на пятом. "Ты посмотри, какой вид из окна!" — говорил он недовольной Катьке, показывая рукой на разворачивающуюся под ними синюю ширь Волги. Что такое сто ступенек для здорового тридцатилетнего мужика? Ерунда! Разве думал он о том, что сотня ступенек станет тыщей, когда ему стукнет шестьдесят?

Спустившись ко двору, Балваныч отдышаться не успел — расчихался. Да как! Громко, смачно, раз-другой-третий! Сидевшие на лавочке у подъезда соседки-пенсионерки единодушно поставили диагноз — "похмельный синдром", и принялись судачить о пьяницах вообще, и о Балваныче в частности.

Прочихавшийся Балваныч, разумеется, обиделся. Во-первых, никакой это не похмельный синдром — пух в нос попал, вот он и расчихался. Кругом одни тополя; как наступает июнь, спасу нет — сколько пуха. А во-вторых, никакой он не пьяница. Да у него ни разу белой горячки не было! И в запои он не уходит уже давно, не то, что Вениамин Петрович с третьего этажа. Тот месяц-другой не пьет, зато потом — неделями, и без просвета. Что ж оно, так лучше, что ли? И потом, выпить он имеет полное право — не чужое же пропивает и не из дома несет. Правда, нечего оттуда нести, из дома-то. Как Катька от него ушла, он уж все, что можно, давно вынес.

Ничего этого Балваныч соседкам, конечно, не сказал. Что с них возьмешь? Им бы лишь языками почесать, дай только повод. И он медленно, с достоинством вытерев нос ладонью, а ладонь — о засаленный пиджачок, прошествовал мимо кумушек. Не спеша миновал темно-рыжий, с проглядывающими кое-где остатками зеленой краски короб — когда-то там располагался пункт приема стеклотары, и в короткие приемные часы у него всегда собиралась длинная очередь нетерпеливых мужиков с авоськами. Вот уже лет пятнадцать как не приезжают к нему ЗИЛы, и не таскают грузчики в грязных темно-синих халатах позвякивающие ящики, а железный короб все стоит, пустует.

В кирпичном доме сразу за коробом и находился магазин. Просторный, с блестящими стеклянными стенами, он занимал весь первый этаж. В советское время магазин назывался "Волжанкой", и продавали в нем хозтовары. Потом он растерял часть букв, простояв почти все девяностые под надписью "Вол…к…", а внутрь него набились гордо именующие себя "бутиками" лотки и прилавки расплодившихся коммерсантов. Купить в "Вол…к…е" можно было всё — от норковой шубы и резиновой надувной лодки до пластиковых зубочисток и сникерсов. А год назад магазин выкупил Раис Ильдарович Бахтеяров, и стал "Вол…к…" гипермаркетом "Парадиз". Цены там водились довольно зубастые — не кусали, но прикусывали. Однако бизнес от этого не загнивал, потому как достойных конкурентов у гипермаркета не было.

Впрочем, все равно Балваныч, кроме минералки, там почти ничего и не покупал. А она-то стоила терпимо. Правда, в магазинчике на углу ее можно было купить дешевле на два рубля, но тут уже в процесс принятия решения вмешивались силы куда более грозные, чем похмелье и чекушка. А именно — принципы.

За свою жизнь Балваныч где только не побывал, чего только не переделал. За многое брался, только нигде толком не задерживался. Помимо прочего, довелось ему повидать и Афган, откуда Балваныч вынес с собой не только шрам на плече, ноющий в сырую погоду, но и важный жизненный принцип — никогда в жизни с душманами дела не иметь. И как ни старались переубедить Балваныча приятели в ошибочности его мнения, и армяне, и казахи, и осетины — на лицо все они казались Балванычу "духами". Вот и владелец ларька, похожего на перевернутую коробку из-под обуви, родом был откуда-то с Кавказа, и даже два рубля экономии на минералке не могли заставить Балваныча поступиться своим принципом — за минералкой он ходил в "Парадиз", а красочную надпись "Мини-супермаркет Радость" демонстративно игнорировал.