— Полно, Гуля! что ты сочиняешь: просто у мамы глазки болят, — попробовала успокоить Елена Александровна мальчика, a непокорные слезы так и застилали глаза, рискуя вылиться ежеминутно.

Ей стало, однако, как-то теплее на сердце от этой бесхитростной ласки ее любимца.

«Какой он чуткий, ангелочек мой, капелька моя! — мысленно награждала она ласковыми именами своего мальчика. — Ведь вот Лидочка не заметила, что глаза наплаканы, a этот! о, ангелок мой маленький!..»

И она прижала сына к себе и стала осторожно стягивать с его несколько кривых ножек теплую обувь.

Гуля подставлял ножки матери и говорил, не умолкая и не спуская с ее милого, изнуренного лица своих темных и прелестных, недетски серьезных глазок.

— Не плачь, маленькая… Будешь плакать, заболеешь… Придет доктор и лекарство пропишет… горь-ко-е… Ты плачешь, что Лидочка с папой не едут с нами в Ниццу?.. Так, ведь, им и в деревне хорошо будет… там сад… река… малина! а потом мы приедем им апельсинов привезем. Много.

— И миндалю! — подхватила Лидочка и, подпрыгнув на одной ножке, завертелась волчком по комнате.

— И миндалю! — серьезным тоном подтвердил маленький человечек и потом добавил совсем уже шепотом, припав губами к самому уху матери: — Не плачь же, маленькая, слышишь? а я тебе подарю мой шар… Нам папа купил по шару на набережной у мужика… Встретил нас и купил, один Лидочке, другой мне. На, возьми мой, маленькая, я тебе его дарю, мне не нужно.

И он совал в руки матери комочек ниток, на котором держался большой красный шар.

— Нет, нет, у меня возьми, мамочка, — подскочила Лидочка, окончательно забывая о том, что следует говорить по-французски. — Мой лучше, на!

Елена Александровна поцеловала обоих и отослала в детскую играть.

Лидочка побежала вперед, подскакивая на ходу по своему обыкновению. На пороге она оглянулась и поманила брата, медленно слезавшего с колен матери.

— Лида, пойди сюда! — позвала ее Елена Александровна.

— Что, мамочка? — и девочка быстро и незаметно дернула оборку платья.

Она уже привыкла, что мать ее зовет только для того, чтобы поправить костюмчик и волосы или же пожурить слегка за какую-нибудь детскую провинность, и потому стояла теперь в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу, и, не мигая, глядела на мать.

— Послушай, Лидочка, — начала Елена Александровна, — ты будешь умницей во все время моего отсутствия?

— Да, мама.

— Будешь слушаться m-lle Люси?

— Да, мама.

— Не будешь скучать без меня и Гули?

Лидочка подумала немного и потом, тряхнув головою, ответила, краснея под пристальным острым взглядом матери:

— Мы будем часто писать вам с папой, а потом вы приедете…

— А что же ты будешь делать без нас в деревне?

— О, многое! — воскликнула Лидочка и сразу оживилась. — Буду работать в цветнике, полоть гряды, даже в поле буду убирать сено с бабами… Папа сказал, что можно, — поторопилась она прибавить и смущенно покосилась на мать.

Но Елена Александровна слушала с ласковой ободряющей улыбкой, и при виде этой улыбки Лидочка подхватила с новым запасом оживления:

— А потом еще папа обещал подарить мне маленький велосипед, настоящий, как у него, двухколесный, и мы будем с ним вместе кататься по саду… Это будет очень весело!

— Нет, она бессердечная какая-то, эта девочка! — с неудовольствием заметила про себя Елена Александровна. — И совсем не любит меня.