— Это ж можно озолотиться!

— Прекратите зубоскалить, а то я теряю нить рассказа. На чем я остановился?

— На женщинах. У вас с ними трудности, потому что вы слишком знатны.

— Да. Любой союз был бы мезальянсом. Поэтому я отказался от женитьбы. А между тем в светском обществе женщины надеются заполучить мужа.

«Он говорит серьезно», — подумала Сатурнина.

— Вот почему я предпочитаю сдавать квартиру. Квартиросъемщицы не надеются, что вы на них женитесь. Они и так живут с вами.

— Не очень по-католически то, что вы говорите.

— Действительно. Мой священник берет с меня много дукатов за этот грех.

— Вы меня успокоили. Кстати, вас не смущает, что я простолюдинка?

— Для Нибаль-и-Милькаров все, кто не принадлежит к их роду, простолюдины. Я однозначно предпочту такую простолюдинку, как вы, всем этим самопровозглашенным аристократам, которых полно во Франции. Даже трогательно, когда эти люди рассказывают вам, что их предки сражались при Азенкуре или Бувине.

— Тут я с вами согласна. Но сами-то вы можете предъявить что-то получше?

— Нибаль-и-Милькары ведут свой род от карфагенян и Христа. Согласитесь, это не то что какое-то жалкое сражение во Франции.

— От карфагенян — еще куда ни шло. Но от Христа — вы уверены?

— Не все знают, что Христос был испанцем.

— Разве он не был галилеянином?

— Можно родиться в Галилее и быть испанцем. Возьмите меня — я родился во Франции, однако более испанца вы не найдете, кроме разве что Христа.

— Как-то все это туманно…

— Ничего подобного. Поведение Христа — самое испанское на свете. Это Дон Кихот, только лучше. А вы же не станете отрицать, что Дон Кихот — архи-испанец.

— Я и не отрицаю.

— Ну вот, возьмите каждую черту Кихота и помножьте на пятнадцать — получите Христа. Христос придумал Испанию. Вот почему Нибаль-и-Милькары — чемпионы христианства.

— А какое отношение имеют ко всему этому квартиросъемщицы?

— Они — те простые женщины, которых, как Дульсинею Тобосскую, я удостаиваю своим интересом, хотя это всего лишь деревенские девки.

— Деревенские девки? Допустим. Почему же вы проявляете интерес к деревенским девкам, вместо того чтобы выбрать достойную партию?

— От достойных партий мне тошно. Как можно возомнить себя ровней Нибаль-и-Милькару? Я предпочитаю случай подобной претензии. Святой случай по милости своей всегда посылал мне женщин, желающих снять квартиру.

— Но среди пятнадцати кандидаток по крайней мере одна знала вашу родословную.

— Все ее знали. Я выбрал неосведомленную.

— Неосведомленную? Теперь уже нет.

— В самом деле. Я был настолько честен, что предупредил вас.

— А если я уйду?

— Воля ваша.

— Я не уйду. Я вас не боюсь.

— Вы правы. Я достоин доверия, как никто, кого я знаю.

— Странный ответ. Люди, объявляющие себя достойными доверия, так же опасны, как все другие.

— Да. Но правила ясно сформулированы. Стало быть, опасности можно избежать. Хотите десерт?

— Вы предлагаете так, будто это угроза.

— Так и есть. Это крем на основе яичных желтков.

— Вы подаете мне на ужин омлет и яйца на десерт?

— Я питаю теологическую страсть к яйцам.

— А ваш желудок не против?

— Пищеварение — феномен чисто католический. Пока священник отпускает мне грехи, я могу переваривать кирпичи. Добавлю, что святая Испания всегда отводила яйцу достойное место.