Каретников поджал губы.

– Вы не знаете, о ком говорите. Эти ребята стоят десятерых каждый. Хорошо, скоро увидим...

Он собрался отдать приказ о выступлении, но в последний момент задал еще один вопрос:

– Что в ящике, герр Ваффензее? Я думаю, для всех будет лучше знать, с чем мы имеем дело.

Тот покачал головой:

– Простите, но этого я не могу вам сказать. Если ваше начальство не потрудилось вас проинформировать, то мое и подавно будет крайне недовольно моей болтливостью. Разбирайтесь сами, раз уж успели первыми. Предупреждаю только об одном: не нужно его открывать. Это настолько опасно, что мне трудно подобрать слова.

Посейдон какое-то время оценивающе смотрел на него. Потом кивнул:

– Принято к сведению. Мина, мы отправляемся. А вы, ребята, свяжите господину разведчику ноги и уложите его поудобнее – все же коллега. И догоняйте нас по воде. Простите нас, герр Ваффензее. У нас нет выбора. Договор о сотрудничестве, насколько я понимаю, никем не подписан.

Ваффензее не стал артачиться.

– Вы совершенно правы, на вашем месте я поступил бы так же. Остается надеяться, что вы обернетесь быстро. Ночь довольно прохладная.

– Вас угостят спиртом, не унывайте.

Тот возразил:

– Благодарю, я воздержусь. Выпьем после, когда все закончится...

– Дело ваше.

Каретников кивнул Торпеде и Флинту; те взяли немца под локти и повели в лес. Посейдон и Мина тоже скрылись среди деревьев, но двинулись в противоположном направлении. В ночном лесу они перемещались почти с той же скоростью, что и на открытой местности.

– Время? – спросил на бегу Посейдон.

– Два сорок две, – отозвался Мина.

– Как дойдем – снова рассредоточимся. Никого не ждем, сразу идем на катер. Стреляем по ногам.

– Может, побережетесь, шеф? Вы с грузом – мало ли что...

– Поберегусь, не бойся. Я заговоренный...

Мина крепко сомневался в последнем, но спорить, конечно, не стал.

И здесь марш-бросок выглядел жалким подобием того, что им случалось выполнять в тренировочных лагерях; примитивная пробежка, не сбивающая дыхания ни на один цикл. Среда вообще перестала существовать для них в дифференцированном виде, и все было едино – что вода, что суша; пожалуй, под водой было даже несколько легче по причине единообразия окружения. Неизвестно, как это получалось, но бег Посейдона и Мины почти не сопровождался какими-либо звуками – лишь изредка хрустнет сучок или прошелестит отведенная ветка, но и это звучало настолько естественно и невинно, что вполне могло быть расценено как фоновые природные шумы.

Не было слышно и других звуков – ни криков, ни стрельбы; ничто не горело, не пахло дымом, и это особенно настораживало, так как оба сознавали: ситуация далека от идеальной. Даже если не было боевого столкновения, враг до конца не обезврежен. А содержимое ящика наводило Каретникова на все более неприятные подозрения.

Там не взрывчатка – слишком мал, да и смешно считать взрывчатку такой уж страшной угрозой. И не документы, они не кусаются – во всяком случае, не в буквальном смысле. Там что-то другое.

Химия. Или еще что. Думать об этом не хотелось.

Посейдон рассматривал объект в специальный бинокль; Мина пытался наладить связь.

– Свет горит, но никакого движения, – пробормотал командир.

– Если бы все выключили, это смотрелось бы подозрительнее, – отозвался Мина.

– Да, конечно...

Выждав еще немного, Посейдон принял решение войти на катер.

– Мина, теперь можно не таиться. Стреляем без колебаний. Ребята уже должны подтянуться – странно, что их нет.

Мина взглянул на часы: действительно, Флинту и Торпеде пора было объявиться.