— Отче, а кто же будет проводить занятия? — удивилась сестра Мария Магдалина.

— До вашего приезда школа располагалась в доме недалеко от церкви. Пока учить детей буду я. Сестра Люсия мне поможет, потому что она уже переболела оспой. Даже если речь идет о кори, карантин нельзя отменять. Эта болезнь тоже очень заразна. Она вызывает сильную температуру и головную боль и может дать серьезные осложнения. Мы не можем рисковать здоровьем детишек Валь-Жальбера.

Настоятельница едва заметно кивнула, соглашаясь. Маленькая Мари-Эрмин спала у нее на груди. В эту минуту больше как женщина, чем как монахиня, она настороженно ловила каждый вздох ребенка, со страхом ожидая, что он может оказаться последним.

— Мне кажется, что температура спадает, — сказала она наконец, обращаясь к сестре-хозяйке. — Настой ивовой коры пошел ей на пользу.

Кюре Бордеро посмотрел на нее неодобрительно.

— Вы не должны слишком привязываться к этому ребенку, сестра, — сказал он наставительно. — Господь доверил нам девочку, но ей среди нас нет места. И тем более ей нельзя оставаться при школе.

Сестра Аполлония чувствовала себя так, словно ее уличили в чем-то постыдном. За то время, пока она баюкала этого измученного жаром, готового в любую минуту умереть ребенка, ее суровость таяла, как снег на солнце. Она поймала себя на том, что с радостью думает о карантине, благодаря которому окажется запертой в четырех стенах рядом с маленькой Мари-Эрмин.

— Поступайте, как считаете нужным, отче, — сказала она. — В нашу школьную программу мы включили арифметику, катехизис, французский язык и географию.

— А еще — историю Канады и историю христианской церкви! — добавила сестра Мария Магдалина.

— Я это учту, — кивнул кюре. — Доброй ночи, сестры. Завтра я вернусь с доктором Демилем.

Он перекрестил лоб маленькой Мари-Эрмин.

Элизабет смотрела вслед мужу. Уходя, он надел меховую куртку и закрывающий уши картуз. Каждый день, в любую погоду, она встречала его с работы стоя на крыльце. Снег прекратился, небо прояснялось. Судя по россыпи звезд в просветах между уходящими прочь тучами, грядущий день обещал быть холодным. Элизабет показалось, что мороз крепчает с каждой минутой. Даже тишина звучала по-другому — ее нарушало едва слышное потрескивание. Холод действовал на нее угнетающе, хотя она выросла в этих краях — на берегу озера Сен-Жан, которое зимой превращалось в обширное белое пространство.

— Бедный мой Жозеф! Как трудно на ночь глядя уходить из дома! А ведь сегодня его бригада чистит прессы…

Как и остальные жительницы поселка, она никогда не бывала на фабрике. Но в магазине речь часто заходила о тяжелых условиях работы. В цехах целлюлозной фабрики было влажно, потому что они находились в непосредственной близости от гигантского водопада. Пол был скользким, а жернова, станки и гидравлические прессы издавали ужасный шум.

— Побалую его сладкими оладушками, — пообещала себе Элизабет.

Она была из породы хороших жен, которые стараются всячески угодить своим мужьям. Валь-Жальбере таких было большинство. Мужья, возвращаясь с работы домой, переодевались в теплую чистую одежду и пили горячий кофе с домашней выпечкой. Элизабет любила Жозефа всем сердцем. Они поженились три года назад, и очень скоро Бог послал им ребенка, сына.