Все это, по видимому, происходило во время Второй мировой войны, когда между Китаем и Японией велись ожесточенные боевые действия.
Весь остаток утра Киона трудилась в поте лица, выполняя самую разнообразную работу. Ей еще никогда не доводилось чистить и резать тонкими ломтиками так много моркови, репы, лука порея и вдыхать запах неизвестных ей пряностей. Когда подошло время обеденного перерыва, было приготовлено три полных котла риса с легким приятным запахом.
Стали приходить рабочие. Каждый из них держал в руках что то вроде алюминиевого солдатского котелка, в который следовало положить кусок вареной рыбы, овощи и рис. Делсен одним из первых пришел получить свою порцию. Киона хотела положить ему ее лично, однако Ли Мэй опередила ее и затем еще и упрекнула в том, что девушка уж слишком медлительна.
– Побыстрее, побыстрее! – протараторила она своим гнусавым голосом.
Делсен, усмехнувшись, подмигнул Кионе и исчез среди других рабочих, которые громко разговаривали на английском и французском, смеялись, толкались локтями, протискивались между столами, расставленными в этой большой палатке.
– Это твой муж? – поинтересовалась китаянка подозрительно.
– Да, – беззаботно ответила Киона. – Мы об этом вам сказали еще в поезде. Как только получим первую зарплату, Делсен купит нам обручальные кольца.
– Но ты же еще слишком юная!
– Моя старшая сестра вышла замуж в таком же возрасте, как и я. Я прошу вас не говорить больше со мной на эту тему, мадам Фан. Вам следует мне доверять.
Китаянка слегка поклонилась и отошла в сторону, бормоча что то себе под нос на своем родном языке. Киона вздохнула. Она заглянула в мысли Ли Мэй и выяснила, что думает китаянка по поводу этого предполагаемого брака. Китаянка сомневалась в правдивости ее, Кионы, утверждений, причем была абсолютно права.
Когда обед закончился, Чен Фан подал ей тарелку с рисом и небольшим куском рыбы. Киона, уже успевшая проголодаться, съела эту еду с удовольствием. Китаец наблюдал за тем, как она ест, с загадочной улыбкой на своих тонких губах. Затем он подал ей два золотистых пирожка, поблескивающих от жира. По французски он разговаривал плохо, но, по крайней мере, попытался что то сказать:
– Внутри мармелад, ананас… Хороший фрукт…
– Ананас! Я никогда его не пробовала. Спасибо, месье Фан, спасибо.
Киона слегка поклонилась ему по восточному, а затем одарила его одной из своих восхитительных улыбок. Китаец вздрогнул, почувствовав, что на душе у него вдруг стало удивительно легко. Он тоже поклонился, и в его узких глазах появилось выражение глубокого почтения.
Киона до самого вечера старательно помогала китайской чете. Она мыла и расставляла посуду, вытирала столы, очищала и измельчала следующую партию овощей. Когда пришло время ужина, Ли Мэй отпустила ее, протянув ей корзинку, прикрытую тряпкой.
– Иди отдыхать. Я положила две порции – для тебя и для твоего мужа. Я жду тебя завтра утром в семь часов. В термосе – зеленый чай.
Киона пошла к своей маленькой палатке спокойным шагом. Она сильно устала, а руки ее покраснели оттого, что она перемыла гору посуды и очистила превеликое множество овощей.
– Делсен! – позвала она, поставив корзинку на землю возле палатки.
Со стороны озера донесся какой то шум. Киона, присмотревшись, разглядела над поверхностью воды чью то голову. Затем там стали появляться руки, от движения которых по воде расходились концентрические круги, освещаемые лучами заходящего солнца.
Делсен плавал в озере. Киона поспешно стащила с себя всю свою одежду и бросилась в воду. Делсен успел заметить, как она бежит по берегу – абсолютно голая, с развевающимися на ветру волосами. Он тут же поплыл к ней: в нем снова проснулись его мужские желания. Однако когда Киона посмотрела на него своими большими янтарными глазами, поблескивавшими в пурпурном свете солнца, он решил к ней не прикасаться. |