— В таком случае, ты должна бы обратиться к подруге, которая опытнее тебя.

— Вчера… мне сделали предложение, — шепнула Люся.

— Вчера? Может быть, кузен?

— О, нет, — подхватила Людвика. — Кузен не имеет права ни любить, ни делать предложения, ни распоряжаться собой — он во всех отношениях несовершеннолетний.

— И все-таки любит?

— А я не должна и знать об этом! — воскликнула Люся.

— Однако знаешь?

— Лишь настолько, чтоб стараться выбить это у него из головы.

— Значит, не любишь его! Люся покраснела.

— Уважаю, он мне нравится… но любить! Разве же я знаю, что такое любовь? Может быть, я предпочла бы его другим… Но ни он мне, ни я ему принадлежать не можем.

— Это почему?

— Родители… мать!.. Не стоит и говорить об этом.

— Но если не он, кто же мог сделать тебе предложение?

— Вероятно, вы его не знаете.

— Однако?

— Старый профессор Вариус. Пани Серафима рассмеялась.

— Как! И ты, мой розовый бутончик, ты, молоденькое создание, могла хоть на минуту задуматься ответить ему так, как я ответила тебе на твое признание — смехом?

— Напротив, у меня слезы навернулись на глазах. Предложение это для меня дело, требующее размышления… Очень может быть, что я приму его.

При этих словах пани Серафима встала с досадой. Все ее прошедшее пришло ей на память.

— Дитя, дитя! Ты произнесла святотатственное слово! Даже подумать об этом неприлично. Что ж это будет за супружество? Ты смело могла бы быть его дочерью, а в сердце, — ты не можешь опровергнуть меня, — а в сердце у тебя другая любовь. Было бы безумием вешать себе добровольно камень на шею! Брат не может согласиться на это… Это возмутительно, это — преступление.

Люся дала пройти этому потоку слов и только вздохнула, отирая украдкой слезу.

— Дорогой друг мой, — сказала она с необычайной живостью. — Вы, дети золотых колыбелей, иначе смотрите на жизнь, чем мы… Вы растете с тем убеждением, что вам от судьбы следует счастье; в вашем словаре нет выражений — необходимость, обязанность… Почему же мне не пойти за достойного человека, если это мне, — но я не думаю о себе, — если это обеспечивает будущность Мечиславу?

— О, — воскликнула пани Серафима, — пан Мечислав не нуждается в этом; будущность его обеспечена трудом и талантом.

— Обоих не хватит, — возразила Люся. — Смотрите: труд питает, а таланты просят милостыню… Кто не имеет помощи, тот погибает.

— Но пан Мечислав найдет помощь, — прервала пани Серафима. — Ты, говоря о профессоре, выразилась, что он достойный человек.

— Так думаю.

— А если бы я в этом усомнилась? — начала, понижая голос, пани Серафима. — Это ученая знаменитость, человек с большим талантом, умный… Но в свете считается он за двоедушного, корыстолюбивого, за человека без всяких правил и весьма опасного… Он дожил до седых волос, взбираясь выше и выше по чужим головам, не щадя товарищей, растаптывая кого нужно… приобрел состояние разными средствами… И теперь люди боятся его, молчат, хвалят… но достойным никто не назовет.