Когда Кетч возвращается, видно, что всё это время он размышлял о Джековом костюме.

— У вас уже не будет случая переодеться, — произносит он.

— Ну и мастер же вы говорить обиняками, Джек Кетч! — восклицает Шафто.

— Да просто некоторые всезнайки утверждают, будто вы без средств.

— Вы думаете, что я взял костюм напрокат?! Не верьте сплетникам, мистер Кетч, они того не стоят. Костюм в такой же степени мой, как этот превосходный плащ с капюшоном — ваш.

Вновь раздаётся лязг. Кетч опять просит его извинить и связывает руки арестанту, стоящему прямо перед Джеком. При этом он раз или два хлюпает носом, как будто воздух главного зала ему вреден. Однако из всех лондонцев Кетч должен быть самым невосприимчивым к миазмам и сырости.

Когда он снова оборачивается, Шафто удивлён и немного встревожен: из-под капюшона по щеке катится слеза. Кетч подходит близко, настолько, что Шафто, вытянув шею (Кетч на голову выше), различает каждую отдельную дырку в его последнем невыпавшем переднем зубе.

— Вы и представить не можете, как много это для меня значит, мистер Шафто.

— Не могу, мистер Кетч. Так что же?

— Я в долгах, мистер Шафто, по уши в долгах.

— Не могу поверить!

— Бетти, хозяйка моя, рожает каждый год. Вот уже восемь лет.

— У вас восемь маленьких Кетчей? Поразительно, что вы, при своём роде занятий, так щедро производите новую жизнь!

— После предыдущей казни меня пытались арестовать на улице! Я не помню такого позора!

— Ещё бы! Человека столь почтенной профессии останавливают в публичном месте и объявляют несостоятельным должником. Немыслимое унижение!

— Что подумали бы обо мне мои мальчики, попади я в Ньюгейт!

— Вы и так в Ньюгейте, мистер Кетч. Впрочем, не обращайте внимания, я вас понял.

— Им пришлось бы переселиться ко мне. Сюда.

— Не лучшее место для воспитания маленьких детей, — соглашается Шафто.

— Вот почему… простите. — Кетч заходит Шафто за спину, достаёт очередной кусок верёвки и продевает ему под локти. Кетч делает петлю и начинает её затягивать, сводя локти Шафто вместе — но только самую малость.

— Жалко было бы помять костюм, — замечает Шафто.

— О да, мистер Шафто, хотя для меня всего важнее ваше удобство.

Джек невольно улыбается этой отговорке. Так, с улыбкой на губах, он делает шаг вперёд и ставит безупречно начищенный башмак на каменную наковальню.

— Поосторожнее маши молотком, любезнейший, — обращается он к кузнецу — рябому арестанту, который, судя по виду, сидит в Ньюгейте с Великого пожара. — Для меня эта одежда ничто, но скоро она отойдёт моему доброму другу мистеру Кетчу. Ибо мистер Кетч не только мой добрый друг, но и, по давней традиции нашего королевства, единственный наследник. Всё, что на мне надето и лежит у меня в карманах, становится его собственностью в тот же миг, как я испущу дух. В карманах у меня несколько монет различного достоинства. Если вы будете работать усердно и не поцарапаете башмаки, мистер Кетч, возможно, сунет руку мне в карман и достанет в качестве вознаграждения довольно крупную монету; но если вы их испортите, мистер Кетч, сокращая свои убытки, не даст вам ничего.

В итоге кузнец снимает с Джека цепи дольше, чем со всех остальных смертников, вместе взятых. Наконец, кандалы сняты, и кузнецу вручается шиллинг из Джекова кармана рукой Кетча.

Испытание ковчега

Каждое испытание ковчега проходит по-своему. Частности меняются в зависимости оттого, кто нынче сильный волк и кто — бессильный ягнёнок. В древности лорд-мэр и всё население Сити следили за церемонией от начала до конца, что было вполне оправдано: обитатели Сити сильнее других зависят от надёжности монетной системы.