За последние столетия число наблюдателей от Сити уменьшилось настолько, что сэр Исаак Ньютон счёл должным заявить протест: испытание ковчега превратилось в тайный ритуал, который вершат златокузнецы, без надзора, никем не проверяемые. Можно смело сказать, что гильдии это заявление понравилось не больше, чем все прежние действия Исаака на посту директора Монетного двора. Однако их цель — уличить его в мошенничестве и добиться, чтоб ему (по меньшей мере) отрубили руку перед Вестминстерском дворцом — не будет достигнута, если Исаак обжалует испытание под тем предлогом, что оно якобы подтасовано гильдией. Посему маятник традиции качнулся назад, хоть и не настолько, чтобы приглашать Сити в полном составе. Всё по полной форме, с двумя коллегиями присяжных. Город представлен не только лорд-мэром, но и двенадцатью заседателями, независимыми от златокузнецов. И они будут не просто смотреть, но и — в лице своего избранного делегата, мистера Тредера — участвовать. Только после того, как всю дюжину приводят к присяге и отправляют в свой угол, можно вызывать главных действующих лиц и начинать собственно испытание.

Королевский письмоводитель требует внести ковчег. Пристав выходит и через минуту возвращается с графом Лоствителским. Следом четыре королевских курьера тащат на носилках ковчег. Его ставят на стол. Лоствител подтверждает, что это действительно ковчег, доставлен прямиком из Тауэра без всяких фокусов-покусов.

Теперь королевский письмоводитель обращается к приставу с просьбой ввести вторую коллегию присяжных. Через минуту входят двенадцать пышно разодетых златокузнецов и выстраиваются в ряд. Они не в силах отвести глаз от ковчега, по крайней мере, пока королевский письмоводитель произносит следующее:

— Клянётесь ли вы честно и добросовестно, согласно своим знаниям и усмотрению, проверить золотые и серебряные монеты, помещённые в сей ковчег, и правдиво сообщить, соответствуют ли сказанные монеты весом и пробой стандартам королевского казначейства, а также отвечают ли монеты составом и прочая, идентуре, заключённой между его величеством и директором Монетного двора его величества, да поможет вам Бог?

— Клянёмся, — говорят златокузнецы.

Покончив с ними, королевский письмоводитель приглашает директора Монетного двора. Этого человека и этой минуты ждали все. Глаза и головы поворачиваются к приставу, следят за ним, пока он идёт из комнаты, и замирают. В Звёздной палате, затем в галерее слышна его удаляющаяся поступь.

Они ждут, ждут и ждут, и вот уже всем ясно: произошла непредвиденная заминка. Кто-то из представителей Сити вполголоса отпускает остроту. Кто-то из златокузнецов довольно громко произносит: «Может, он смотрит повешенье!», его сосед подхватывает: «Может, он сбежал во Францию!», пока на них не шикает грозно сам герцог Мальборо.

Когда шум затихает, слышно, что к Звёздной палате приближаются люди: куда больше, чем вызывал королевский письмоводитель. Свита, или кто там они, остаётся за дверью. Пристав входит, ведя под руку молодую даму. Они идут через палату. Дама с любопытством поворачивает голову к пробирной печи; алое пламя озаряет лицо. Даниель узнаёт Катерину Бартон.

Она входит в боковую комнату, и пристав объявляет её имя. Слава мисс Бартон огромна: все таращатся, начисто позабыв про приличия. Лучше бы уж она явилась в чём мать родила.

— Милорды, — начинает Катерина Бартон; в помещении столько сановных мужей, что она не пытается угадать, кто из них главный. — Сэр Исаак Ньютон болен.