Глядите сюда. Тянешь за эти колечки — открываются и закрываются трубы. Я все вам пометил. С синими бирками идут в номера в восточном крыле. Красные бирки — середка. Желтые — западное крыло. Соберетесь протопить в западном крыле, не забудьте, что оно-то погоду и ловит. Как задует, комнаты делаются холодными, ни дать ни взять фригидная баба, у которой все нутро льдом набито. В те дни, когда топишь в западном крыле, можно догнать давление до восьмидесяти. Сам бы я так и сделал.

— Термостаты наверху… — начал Джек.

Уотсон неистово замотал головой, так, что волосы пружинисто запрыгали.

— Они не подсоединены. Просто показуха. Кой-кто из калифорнийцев думает, что коли в их спальне, гори она огнем, пальму не вырастишь, дак это непорядок. Тепло поднимается отсюда, снизу. Но за давлением смотреть все ж таки приходится. Видите, ползет?

Уотсон постучал по основной шкале. Пока он вел свой монолог, стрелка уползла со ста футов на квадратный дюйм к ста двум. Джек вдруг почувствовал, что по спине быстро пробежали мурашки, и подумал: Гусь прошел по моей могиле. Тут Уотсон крутанул колесо, сбрасывая давление. Раздалось громкое шипение, и стрелка вернулась на девяносто один. Уотсон завернул вентиль до упора, и шипение неохотно стихло.

— Ползет, — сказал Уотсон. — А сказать этому жирному дятлу, Уллману, так он повытаскивает конторские книги и битых три часа будет выпендриваться, что аж до тысяча девятьсот восемьдесят второго года новый котел ему не по карману. Говорю вам, когда-нибудь все тут взлетит на воздух, и одна у меня надежда — что ракету поведет этот жирный ублюдок. Господи, хотел бы я быть таким же милосердным, как моя мать. Она в каждом умела найти хорошее. Сам-то я злющий, как змей с опоясывающим лишаем. Не может человек ничего поделать со своей натурой, провались оно все.

Теперь запомните вот что: сюда надо спускаться два раза: днем и разок вечером, до того, как умаялся. Приходится проверять давление. Забудешь — а оно поползет, поползет, и очень может быть, что проснетесь вы всей семейкой на луне, чтоб ей пусто было. А чуток скинешь — и все, никаких хлопот.

— Какой у него верхний предел?..

— Ну, считается, что двести пятьдесят, но теперь-то котел рванет куда раньше. Коли эта стрелка дойдет до ста восьмидесяти, меня никакими коврижками не заманишь спуститься и стать рядом.

— Автоматического отключения нет?

— Не-а. Когда его делали, такое еще не требовалось. Нынче федеральное правительство во все сует нос, а? ФБР вскрывает почту, ЦРУ сажает жучков в поганые телефоны… видали, что стряслось с этим… Никсоном. Жалостное было зрелище, да?

Но ежели просто ходить сюда регулярно и проверять давление, все будет в лучшем виде. Да не забудьте переключать трубы так, как он хочет. Больше сорока пяти по Фаренгейту ни в одном номере не будет… разве что зима выдастся шибко теплая. А в своей квартире топите сколько влезет.

— Как насчет водопровода?

— О’кей, я аккурат к этому подхожу. Вон сюда, под арку.

Они прошли в длинное прямоугольное помещение, которое, казалось, тянется на мили. Уотсон потянул за шнур, и единственная семидесятипятиваттная лампочка залила бледным колеблющимся светом пространство, где они стояли. Прямо перед ними находилось дно шахты лифта; к блокам футов двадцати в диаметре и массивному, облепленному грязью мотору спускались провода в замасленной изоляции.