Мегвин хотелось поглубже всадить крючок, пока Эолер колеблется. Она опасалась, что при наличии времени ему удастся придумать иное решение, а ей придется снова оказаться без очевидной цели. Когда она рядом с ним, сердце у нее, как камень. Ей нужно, чтобы он удалился, — она остро ощущала эту потребность: чтобы он ушел, чтобы боль и замешательство оставили ее. Как это ему удается так затуманить ее мозг?

На ее лице появилось холодное выражение.

— Мне не нравится, что вы сопротивляетесь моей воле, граф. Вообще-то вам, видимо, здесь нечего делать, раз вы находите время, чтобы спускаться за мной во всякие подземные норы. Вас, вероятно, разумнее использовать для выполнения заданий, которые действительно могут дать нам шанс на спасение, — Мегвин нарочито язвительно улыбнулась. Она была рада, что ей удалось так ловко скрыть свои истинные чувства, но в то же время подобная жестокость, какой бы необходимостью она ни была вызвана, казалась ей ужасной.

Ну и какой же я становлюсь? — спрашивала она себя, наблюдая за реакцией Эолера. И это называется умением управлять? На миг ее охватила паника. Не делаю ли я глупости? Нет, действительно будет лучше, если он уйдет; но если именно так короли и королевы достигают исполнения своих желаний, то, клянусь стадами Багбы, это ужасно!

Вслух же она изрекла:

— Кроме того, граф, если вы не забыли, вы поклялись в верности нашему дому. Если вы хотите пренебречь первой же просьбой в ваш адрес со стороны дочери Луга, я не смогу этому воспротивиться, но боги видят и рассудят нас. — Эолер попытался что-то сказать. Мегвин подняла руку, чтобы остановить его, — очень грязную руку, чего она не могла не заметить. — Я не собираюсь спорить с вами, граф Эолер. Или делайте то, что вам говорят, или не делайте — это все.

Глаза Эолера сощурились, как будто он увидел ее впервые и ему не понравилось то, что он видел перед собой. Его презрительное выражение пало ей на сердце тяжелым камнем, но она не могла повернуть вспять.

Граф долго ждал, прежде чем ответить.

— Хорошо, госпожа, — сказал он тихо, — я выполню ваше повеление. Не знаю, откуда этот внезапный каприз. Каприз? Больше похоже на безумие! Если бы вы обратились ко мне с этим как к члену семьи и выслушали мое мнение, я был бы счастлив выполнить вашу волю. Но вы обращаетесь со мной, как с вассалом, следовательно вы получите послушание, но в нем не будет ни капли приязни. Вы пытались изобразить королеву — а на деле это было выступление неопытного ребенка.

— Замолчите, — хрипло произнесла она.

Дворры с любопытством смотрели на Мегвин и Эолера, как будто те разыгрывали пред ними занимательную, но непонятную пантомиму. Свет в Зале Памяти на миг померк, и тени среди каменных лабиринтов стали чудовищно длинными. Когда он тут же снова вспыхнул, осветив дальние углы, тяжкая темная тень поселилась в сердце Мегвин и не уходила.

Когда парочку извлекли из трюма, экипаж «Облака Эдны» обошелся с Мириамелью и Кадрахом без излишней вежливости, но моряки не были особенно грубыми. Их, казалось, скорее развлекла неожиданная ситуация. Беглецы предстали перед ними в голубоватом свете раннего утра, и они стали отпускать ядовитые шуточки в адрес монахов, которые берут в спутники молодых девиц, и в адрес девиц, которые этому не противятся.

Мириамель с вызовом смотрела на них, не спасовав перед неотесанными манерами. Несмотря на общеизвестное пристрастие моряков к бородам, щеки многих членов экипажа «Облака» были гладкими — слишком молоды для бакенбардов, и она была уверена, что за последний год повидала больше, чем эти юнцы за всю свою жизнь.

Однако ей было ясно, что «Облако Эдны» — не тяжелое торговое судно и не галеон, держащийся вблизи берега и подпрыгивающий на волнах, как корыто, а легкое океанское судно.