Изменить размер шрифта - +
 — Джисфидри покачал своей большой головой. — Бедный Шовенне, нам не следовало оставлять его одного у Шарда. Да простит нас Сад! Видите ли, наши бывшие властелины, возможно, обманывали нас, но мы все боимся, что ничего доброго не может прийти из тьмы Хикехикайо. Если Праматерь ситхи говорит правду, кто знает, какую власть мы дали в руки злым силам?

Мегвин почти не слушала Джисфидри. Она потеряла нить его рассказа, улавливая лишь отдельные детали. Ее усталый мозг был занят круговоротом мыслей о собственных неудачах. Она неправильно истолковала волю богов. Ей нужна свобода, она должна подумать без помех, ей нужно время.

Граф Эолер надолго задумался. В комнате наступил тишина. Наконец, Джисфидри поднялся.

— Вы разделили нашу трапезу, — сказал он, — теперь позвольте ознакомить вас с нашими сокровищами, а затем вы сможете вернуться на поверхность, где много света и воздуха.

Эолер и Мегвин, все еще не произнося ни слова, позволили проводить себя к одной из дверей на другом конце комнаты. Они последовали за дворрами вниз по длинному коридору, пока не оказались в еще одном помещении, ниже предыдущего. Конфигурация его стен была сложна, как лабиринт: сплошные уступы и повсюду, насколько хватало глаз, поверхность камня была испещрена резьбой.

— В этом зале и в тех, что расположены ниже, находятся карты, — сообщил Джисфидри. — Дворры создавали сооружения не только глубокие, но и широкие. Каждый тоннель, каждая пещера, которую мы сооружали, начерчена здесь. Это история нашего народа, а мы двое являемся ее хранителями. — Он гордо повел рукой. — Карты, лабиринты, тоннели — все то, что пронизывает горы над нашими головами — здесь. Катакомбы Займирита давно засыпаны и безмолвны, но здесь они живут!

Эолер медленно поворачивался, осматривая одну поверхность за другой. Внутренность большого зала была сложна, как многогранный камень: каждая грань, каждый угол, каждая впадина были заполнены тончайшими схемами, вырезанными на живом камне.

— И вы сказали, что имеете карты тоннелей, которое проходят по всему Грианспогу? — медленно спросил он.

— Непременно, граф Эолер, — подтвердил Джисфидри. Пребывание среди карт, казалось вернуло ему хорошее расположение духа. — Вон те и еще многие.

— Если бы могли получить их, это очень помогло бы нам в нашей борьбе.

Мегвин резко повернулась к графу, уже не скрывая раздражения:

— Неужели вы предлагаете тащить стопудовые камни в верхние пещеры? Или каждый раз, когда мы подойдем к развилке, спускаться в эту преисподнюю?

— Нет, — сказал Эолер, — мы можем скопировать их на пергамент, как это делают монахи-эйдониты, и они всегда будут у нас под рукой. — Глаза его сверкали. — Ведь наверняка существуют тоннели, о которых никто не подозревает! Наши вылазки в лагерь Скали будет поистине казаться колдовством! Вот видите, Мегвин, вы действительно оказали неоценимую услугу своему народу, в конце концов — помощь эта не сравнится с мечами и копьями! — Он обратился к Джисфидри. — Вы разрешите нам это сделать?

Встревоженный дворр повернулся к жене. Пока они обменивались мелодичными фразами, Мегвин наблюдала за Эолером. Граф ходил от стены к стене, разглядывая выступы, испещренные мельчайшими схемами. Она подавила нарастающий приступ гнева. Он считает, что сделал ей комплимент, похвалив ее «открытие»? Она ждала помощи от блестящих легендарных ситхи, а не от горстки пучеглазых чучел с их пыльными картами тоннелей. Тоннели! Хороша Мегвин — заново открыла тоннели! И как он смеет таким образом успокаивать ее?

Находясь в этом промежуточном состоянии между яростью и одиночеством и растерянностью, она вдруг осознала — это было как озарение, — что Эолер должен уйти.

Быстрый переход