Изменить размер шрифта - +
Поэтому у меня нет никаких причин…»

«Их у тебя предостаточно, – заявил дядя Юлиус. – Когда старикан умрет – а это случится скоро – твоя дочь станет очень богатой. А твоя дочь еще очень мала. Но я ничего не видел. Ничего!»

«Наконец-то я слышу разумные речи, – сказал незнакомый мужчина. – Но в любом случае дело сделано».

Отец перешел на шепот. «Следы остались?».

«Никаких, – ответил мужчина. – Так что никаких оснований опасаться за последствия. Завтра ты пошлешь за мной, и я осмотрю ее».

«А девочка?»

«Я пойду посмотрю», – сказала дама.

О Боже, она идет к моей двери. И заглядывает внутрь. А я лежу здесь – под столиком!

«В постели ее нет!»

«Черт возьми! Как же вы проворонили? Где ребенок? Мы должны найти ее!»

«Отправим ее вслед за матерью?»

«Нет, ради всего святого, я же не варвар какой-нибудь!»

«Нет-нет, – сухо сказал мужчина. – Нельзя резать курочку, несущую золотые яйца! Без девчонки ты гроша ломаного не стоишь».

«Заткнись! Ищите здесь! А мы с Юлиусом пойдем туда. И помните: я не замешан в этом… подлом преступлении!»

Они исчезли. Быстрее в постель. Вот так! Я хочу к маме, но они очень опасны! Я должна спать. Марш под перину! Сердце. Так тяжело бьется. Оно разорвет меня на кусочки!

Они идут!

«Вот же она!». – Это прошептала дама.

«Исчезни, – шепчет отец. – Вы с ума сошли, показываться… Магдалена? Ты спишь? Где ты была, я заглянул, а тебя нет».

Никогда в жизни он не говорил со мной так нежно!

«Я ходила в ванну».

Как странно звучит мой голос!

Отец стоит, словно хочет что-то сказать, о чем-то спросить, но не осмеливается.

Он уходит.

Мама. Мама! Как мне плохо. Голова сейчас расколется. Нельзя плакать, нельзя, нельзя. Голова разорвется на куски, я не могу, не выдержу…

Этого не было.

Конечно, ничего не произошло, это сон!

Я ничего не видела! Я должна запомнить: я ничего не видела, ничего не видела, не видела!

О, как раскалывается голова!

Я должна все забыть, я должна забыть, забыть, забыть! Этого никогда не было, я ничего не видела!

Ничего, только сон.

Все ходит ходуном, мне плохо, я умираю, умираю.

 

– Магдалена! Проснись же! Магдалена!

«Кто это так ужасно кричит, так заходится в рыданиях? Они режут по живому, эти ужасные крики».

– Магдалена! Ты в безопасности.

– Я ничего не видела, ничего не видела! Я должна забыть, забыть, забыть…

– Магдалена! Дорогая моя, не кричи так! Это дедушкин голос, но очень старый. А другой голос, который все время убаюкивающе вел ее за собой, говорит, что лучше пусть кричит. Пусть выплеснет свою боль, так долго копившуюся.

– Этого не было, не было, я все придумала, это только сон…

Вдруг она резко замолчала и с тяжким стоном опустилась в кресло. Волосы упали на лицо.

Так это она сама так кричала!

Как много народу стоит вокруг!

Она медленно возвращалась к действительности. Здесь был дедушка, и Кристер, и тот, кого звали Хейке и многие-многие другие.

– Тебе лучше? – тихо спросил Хейке, сидя перед ней на корточках, как большой и косматый дикий зверь с ужасно добрыми глазами. – Прости меня, но тебе следует все это помнить!

Она совершенно поникла. Из груди вырвался надрывный всхлип, перешедший в тихий усталый плач.

– Мама, – сокрушалась она.

Быстрый переход