Граф был знаком со слугами, потому что много раз гостил у Талкотта, и, после того как дворецкий проводил их в элегантный салон, спросил:

– Скажите, Херст, мой камердинер и горничная миледи уже прибыли?

Херст поклонился:

– Да, милорд, несколько часов назад.

Джулиан обернулся к Нелл и сказал:

– Может быть, вы хотите посмотреть свою комнату, переодеться и освежиться перед обедом?

Нелл поблагодарила его за предложение. Ее проводили наверх, в ее спальню, где Нелл ждала Бекки. Хлопая большими глазами, служанка пробормотала:

– О, мисс... – И, покраснев, поправилась: – Миледи, я так рада видеть вас! Я боялась, что мне придется поджидать вас в спальне графа.

Нелл рассмеялась. Окинув взглядом элегантную комнату, она поинтересовалась:

– Все в порядке?

– О да, мисс... то есть миледи! Все тут очень добры.

С ее открытым веснушчатым лицом и ярко-рыжими кудрями Бекки Фарнсуэрт совсем не отвечала общепринятому представлению о служанке графини, что вполне устраивало Нелл. В Медоули Нелл вообще обходилась без собственной горничной, но по настоянию отца для поездки в Лондон взяла с собой Бекки, бывшую старшей горничной в их поместном доме. Та пришла в восторг и с веселой готовностью окунулась в новые обязанности.

Когда Джулиан готовился к встрече с Нелл за обедом, он припомнил сказанное ею в карете. Он постарался представить себе, что бы чувствовал, если бы все привычное ему и знакомое вдруг унесло ветром. Ведь даже этот дом и слуги были ему хорошо известны, а Нелл никого и ничего здесь не знала, за исключением одной служанки.

Он испытывал к своей невесте сильнейшее влечение – о таком он раньше и подумать не мог. Джулиан страстно ждал брачной ночи, но вдруг подумал, что Нелл может вовсе не разделять его стремления. Он был достаточно уверен в своем опыте и искусстве любовника, чтобы не сомневаться: он способен сделать эту ночь для нее если не приятной, то по крайней мере не болезненной. Но им овладела неуверенность при мысли, что придется заниматься любовью с женщиной, которая этого не хочет. Его невеста, как он осознал в карете, все еще не радовалась их браку и явно побаивалась его самого и своего будущего. Он горестно улыбнулся. Ну и чего стоит его высокое положение в обществе? Ему нравилось, что Нелл ни во что не ставила его титул и богатство... но, пожалуй, сегодня ночью это могло бы смягчить ситуацию. Хотя мысль о жене, которая льстит ему и, очарованная его положением и деньгами, допускает в свою постель из-за этого... была весьма неприятна. Вспоминая упрямо вздернутый подбородок Нелл, он понимал, что этих сомнений может не испытывать – она никогда не станет льстить ему, и подозревал, что на ее радостное участие в постельных играх сегодня может не рассчитывать. Так каким же образом, криво усмехнулся Джулиан, сможет он получить то, что хочет, и при этом не сделать Нелл еще более пугливой и настороженной?

Его дилемму разрешила сама Нелл. За ужином они держались скованно, разговор не клеился, и, покончив с едой, они с облегчением поднялись из-за стола.

Отклонив предложение посидеть за портвейном, Джулиан последовал за Нелл в маленькую гостиную. После того как Херст затворил за ними двустворчатую дверь, Джулиан направился к сверкающему полировкой столу, уставленному хрустальными графинами и разнообразными бокалами. Оглянувшись на Нелл, сидевшую, чопорно выпрямившись, на голубом атласном диванчике, он спросил:

– Не желаете ли бокал рейнвейна?

Она кивнула, посчитав, что бокал решит, куда ей девать руки. Джулиан, передав ей вино, взял и себе бокал и уселся напротив жены в такое же голубое атласное кресло. Наступило неловкое молчание.

Нелл глубоко вздохнула, отпила большой глоток вина и поторопилась прояснить обстановку:

– Милорд, я должна поговорить с вами о сегодняшней ночи.