— Что ж, его главным соперником будет Фитцгерберт, — ответил Карлайл. — Остальные не в счет, я думаю. Но Фитц известен и весьма популярен. Он пока еще не женат, но помолвлен с мисс Оделией Морден, у которой хорошие связи. — Быстро подняв глаза, он встретился взглядом с Шарлоттой. Этот взгляд многое говорил ей. — Ее матушка — третья дочь какого-то графа или что-то в этом роде — я, признаться, забыл, — но у них много денег. — Он вдруг озорно повысил голос. — Не больше, чем у Эмили, однако у Эмили они уже есть, а Оделия то ли получит их, то ли нет, да еще и неизвестно когда. К тому же Эмили умна и знает, как следует вести себя жене политика. А еще нам хорошо известно, что никто, как Эмили, не умеет столь быстро постичь многое и адаптироваться почти в любых обстоятельствах, если ей только того захочется. Она может быть чертовски остроумной, модной и необыкновенно обаятельной.

— Кажется, мистер Фитцгерберт еще не приехал, — раздумывая, заметила Шарлотта, припоминая имена уже собравшихся гостей. — Он тщеславен? Каковы его убеждения, что его интересует?

Улыбка на лице Карлайла стала еще шире.

— Не думаю, что у него есть то, что ты называешь убеждениями, дорогая. Он не общественный деятель, преданный идее, а просто приятный светский человек, который решил, что работа в парламенте может стать для него более интересным занятием, чем что-либо другое в настоящий момент. — Сомерсет еле заметно пожал плечами. — Он займет свое место в нем, используя свой ум и обаяние, а этого едва ли можно от него ожидать — если, конечно, в его жизни не произойдет чего-либо такого, что разбудит в нем потенциальные способности, которые, возможно, у него имеются. — Он все еще улыбался, но глаза были серьезны. — Его не следует недооценивать. Именно такой человек наиболее удобен лидерам партий: популярен среди избирателей, не опасен ни своими пристрастиями, ни умом, а главное, легко поддается воздействию.

У Шарлотты упало сердце. Опасения, что Джека может постичь неудача, становились реальностью, и было обидно за те идеи, ради которых он и Эмили затевали эти приемы и встречи. Она сама искренне верила в правоту побуждений Джека. Перед ее глазами вставали картины трущоб, о которых он рассказывал, и становилось жаль жертв нищеты. В душе Шарлотта лелеяла надежду на легитимные меры, новые законы, которые ограничат власть спекулянтов, укрывающихся за вывесками различных коммерческих фирм, всякого рода налоговых инспекторов, менеджеров и адвокатов — людей в сером, с холодным взглядом и непроницаемыми лицами, вечно строчащих различные бумаги.

— Многое в значительной степени, увы, зависит от протекции какой-нибудь влиятельной особы, — продолжал Карлайл, на этот раз понизив голос до шепота. — Что бы ни говорили политики, но если вам удастся привлечь на свою сторону лорда Энстиса, успех на отборочных выборах будет обеспечен. Его влияние и власть гораздо значительнее, чем полагают многие. А попасть в список кандидатов — это уже победа. Тори с незапамятных времен не одерживали ее в этом округе.

За спиной Карлайла уже теснились подоспевшие гости. Своим чрезмерно долгим разговором с ним Шарлотта невольно задержала всех и этим грубо нарушила правила гостеприимства. Поймав взгляд Сомерсета, она увидела в нем сочувствие и понимание. Он тут же быстро поклонился и проследовал в танцевальный зал, полный цветами, шелестом шелковых шлейфов и блеском драгоценностей и медалей.

Шарлотта еще ничего не знала о новом расследовании, которое начал ее муж, поэтому имена лорда и леди Байэм ничего ей не говорили. Гости все прибывали, и она, встречая эту пару, смогла только ослепительно улыбнуться и сказать, что счастлива их видеть. Мысленно она, однако, отметила, что у лорда Байэма живое умное лицо и красивые глаза, а леди Байэм была полна спокойной сдержанности и достоинства, словно заранее знала, что ее может ждать на этом отнюдь не оригинальном приеме.