Грейси и без этого считала себя счастливицей, выше статусом своих товарок по профессии, потому что работала у таких интересных людей, как мистер и миссис Питт, и время от времени была участницей весьма важных событий. В других домах служанки мыли, скребли, смахивали пыль, таскали корзины с углем и исполняли роль посыльных. Все это тоже входило в круг обязанностей Грейси, но, помимо этого, она участвовала и в самых увлекательных приключениях. Это делало ее равной всем женщинам ее страны, и об этом она никогда не забывала.
Ставя перед хозяином завтрак, она старалась не смотреть на него, остро ощущая, что делает сейчас то, что делала каждое утро хозяйка, провожая мужа на работу. Поэтому Грейси должна была держаться скромно, а то, не дай бог, мистеру Питту что-нибудь не понравится.
Он же, поблагодарив, принялся за завтрак, а начав есть, поблагодарил еще раз. Грейси действительно была отличная стряпуха, а сегодня еще и особенно старалась. В кухне, залитой солнцем, было уютно и тепло, в буфете блестели вымытые чашки, а по начищенной до сияния медной посуде бегали солнечные зайчики. Пахло свежим хлебом, горевшими в плите угольями и чистыми льняными полотенцами.
Закончив завтрак, Питт поднялся и, снова поблагодарив Грейси, направился в прихожую. Надев башмаки, он взялся за сюртук. Застегивая его, Томас нечаянно оборвал пуговицу и преспокойно сунул ее в карман, где уже и без того было немало всякой всячины: перочинный нож, клубок бечевки, кусок сургуча, пара монет, два носовых платка и коробок спичек. Затем он вышел на улицу.
В полицейском участке Кларкенуэлла его уже ждал сержант Иннес, бодрый и готовый к действиям, что крайне удивило Питта, ибо ничего особенного, кроме проверки списка должников ростовщика, этот день им не сулил. Возможно, Иннес и питал надежду на то, что доведется допрашивать судью Эдисона Карсуэлла или мистера Латимера, кем бы он ни оказался, или же полицейского Сэмюэла Урбана. О последнем Питт вспоминал почти с ужасом, однако допрос первых двух может оказаться интересным. Если это так, то Томасу придется огорчить Иннеса. Расследование подобных деликатных дел Драммонд поручил лично инспектору, освободив его от других обязанностей. И дело не только в том, что надо считаться с чувствами лорда Байэма, — речь идет и о других людях, тем более что здесь замешан полицейский чин.
Однако Питту не пришлось огорчить Иннеса, ибо тот опередил его неожиданным сообщением.
— Доброе утро, сэр, — вытянулся он перед Питтом с широко открытыми от волнения глазами. — Доктор прислал нам записку, просит прийти в морг. Он обнаружил такое, чего в своей жизни не видывал. Сказал, что у этого убийства романтическая подкладка.
— Романтическая? — переспросил Томас. — Что романтического в том, что какой-то грязный процентщик в Кларкенуэлле получил пулю в лоб? Бесспорно, это дело рук доведенного до отчаяния бедняги, терпение которого лопнуло, и он не совладал с собой, зная, что терять ему уже нечего. У меня нет охоты слушать доктора, который находит в этом романтику.
Лицо сержанта вытянулось от удивления.
— Нет, я, разумеется, пойду к нему, — поспешил успокоить его Питт. — А затем мы займемся списком этих бедняг и навестим их. Во всяком случае, отсеем тех, кто сможет доказать, что не мог быть на месте убийства.
С этими словами он повернулся и направился к выходу. Иннес, приноравливаясь к его широкому шагу, последовал за ним.
— Мы будем брать на веру показания членов семьи? — с сомнением спросил он у Томаса. — Ведь они будут держаться вместе и твердить одно и то же. Это так естественно. Слово жены в защиту мужа ничего не стоит. Каждая порядочная жена будет утверждать, что ее муж был дома в ту ночь — если, конечно, он не работает по ночам.
— Да, придется потрудиться, — согласился Питт. Он знал, чего ему будут стоить эти допросы. |